Взлет и забвение Алексея Стаханова

Судьба за одну ночь 1935 года вознесла его на пик славы — и с той же скоростью в 1957 году низвергла в одиночество, алкоголь и забвение.
Современные шахтёры считаютАлексея Стаханова знатным метростроевцем, молодежь — мифологическим героем. Однако мало кто знает, что знаменитый Стаханов, выйдя в люди, закончил свои дни в психиатрической больнице…

Алексей Стаханов с малых лет батрачил, был пастухом. Учился три года в сельской школе, какое-то время работал кровельщиком в Тамбове. Работа высотником не задалась: временами его охватывали мучительные приступы головокружения. И от агорафобии (боязни высоты) он не смог избавиться до конца жизни.
В 1927 году Стаханов решил сменить сферу деятельности и приехал в город Кадиевка, где стал работать на шахте «Центральная-Ирмино», мечтая заработать на лошадь. Некоторое время был землекопом, потом коногоном под землёй. Длинный шахтёрский рубль поманил парня, и позабыл он о возвращении в деревню.

В то время шахта «Центральная-Ирмино» была рядовым предприятием, которое никогда в число передовиков производства не входило. А за высокую производительность коллеги-шахтёры могли забить до смерти.
Этот этап биографии Стаханова не вызывает особых вопросов, кроме одного. Звали Стаханова вовсе не Алексеем. На самом деле он был либо Андреем, либо Александром — единства мнений на этот счёт у исследователей нет.
По одной версии, когда в газете «Правда», восхваляя рекорд, напечатали «Алексей Стаханов», шахтёр возмутился и написал письмо Сталину, с просьбой исправить ошибку. Но Сталин ответил: «В „Правде“ опечаток не бывает». По другой, когда секретарь Сталина Поскрёбышев доложил вождю о досадной ошибке, тот сказал: «Алексей… Красивое русское имя… Мне нравится… ». Так Стаханову выдали паспорт с новым именем.

Далее начинаются сплошные тайны. Шахта «Центральная-Ирмино» работала без энтузиазма, а на её парторга Константина Петрова уже был навешен ярлык «вредитель». Спасти его от следователей НКВД мог только трудовой подвиг коллектива или хотя бы одного, но харизматического героя.
Однако опытные горняки прекрасно понимали: увеличение производительности автоматически повлечёт за собой повышение нормы выработки и снижение расценок. Как следствие, особо ретивым до рекордов свои же друзья-шахтёры в тёмном переулке могли и руки-ноги переломать. Именно это не раз случалось с последователями Стаханова.
Однако Петров в августе 1935 года все-таки «решился на рекорд», и назначил на него именно Стаханова. Помимо желания избежать перспективы трудовых лагерей, объясняется это также и тривиальной меркантильностью. Парторг уточнил у начальства размер полагающегося ему за рекорд вознаграждения и купился на богатый посул: трёхкомнатная инженерская квартира, путёвки в санаторий и бесплатный пропуск в кино пожизненно.

В ночь с 30 на 31 августа 1935 года, как написано во всех русских и зарубежных справочниках, за 5 часов 45 минут Алексей Стаханов нарубил отбойным молотком 102 тонны угля, – больше 6-ти железнодорожных вагонов, выполнив 14 шахтерских норм. А 19 сентября он установил новый мировой рекорд — 207 тонн угля за смену, заработав, кстати, 200 рублей – столько обычно он зарабатывал за две недели.
Как считает исследователь стахановского движения и его экономических последствий Игорь Авраменко, то, что Стаханов своим отбойным молотком выдал сотни тонн угля, не вызывает сомнений, а вот выполнение им 14 сменных норм — это ложь. Перед тем как запустить Стаханова в шахту, руководство «Центральная-Ирмино» проделало огромную работу: завезло лес для крепежей, подготовило вагонетки для вывоза угля, в общем, полностью наладило работу.
По официальной версии, причина небывалого достижения Стаханова заключалась в умелом владении отбойным молотком. До этого дня в забое одновременно работали несколько человек, которые вырубали при помощи отбойных молотков уголь, а затем, чтобы избежать обвала, укрепляли брёвнами свод шахты.
За несколько дней до установления рекорда в беседе с забойщиками Стаханов предложил кардинально изменить организацию труда в забое. Забойщика необходимо было освободить от крепёжных работ, чтобы он только рубил уголь.

Он подсчитал, что если разделить труд, то можно за смену нарубить не 7-9, а 70-80 тонн угля. 30 августа 1935 года в 10 часов вечера в шахту спустились Стаханов, крепильщики Гаврила Щиголев и Тихон Борисенко, начальник участка Николай Машуров, парторг шахты Константин Петров и редактор многотиражки Михайлов. Включили время отсчёта начала работы.
Любопытно, что участок освещал Стаханову сам парторг. Кроме того, Стаханову помогали двое опытных рабочих, в обязанности которых входило крепление забоя. Стаханов уверенно работал, мастерски рубя угольные пласты. Крепившие за ним Щиголев и Борисенко намного отставали.
Несмотря на то, что Стаханову нужно было прорубить восемь уступов, перерезав в каждом куток, что занимало много времени, за 5 часов 45 минут работа была выполнена.
Стахановскую норму следовало бы разделить как минимум на троих. Но тогда это уже не было бы подвигом, и администрация шахты решила не называть лишних фамилий, а приписать рекорд одному Стаханову.

После того, как 11 сентября статью из газеты «Кадиевский пролетарий» неожиданно перепечатала «Правда», весть о славных делах донецких шахтеров быстро облетела страну и вызвала массовое движение передовых рабочих за преодоление старых технических норм и резкое повышение производительности труда.
Уже к середине ноября почти на каждом предприятии появились свои стахановцы, причём не только в промышленности. Кузнец Горьковского автозавода Александр Бусыгин вместо 675 коленчатых валов по норме отковал за смену 1050 валов. Ткачихи Евдокия и Мария Виноградовы в Вичуге вместо 16—24 станков стали обслуживать 70—100 станков, а затем по 144.
В обувной промышленности перетяжчик обуви Николай Сметанин удвоил норму выработки. Машинист Петр Кривонос стал водить товарные поезда с удвоенной скоростью. В театрах вместо двух премьер выпускали 12, а профессора брали на себя обязательство увеличить число научных открытий.

Рекордомания поразила все сферы жизни страны. Рабочие сами стремились в передовики – одни из идейных соображений, другие ради полагающихся льгот и вознаграждений.
Примером этому может служить приказ наркома внутренних дел Киргизской ССР «О результатах соцсоревнования 3-го и 4-го отделов УГБ НКВД республики за февраль 1938 года», в котором, в частности, говорилось: «3-й отдел передал 20 дел на Военколлегию и 11 дел на спецколлегию, чего не имеет 4-й отдел, зато 4-й отдел превысил количество законченных его аппаратом дел, рассмотренных тройкой, почти на 100 человек».
Таким образом, мерилом работы стало количество, в данном случае арестованных, осужденных, расстрелянных.

По-стахановски варили сталь, ткали, водили поезда, убирали хлеб, подковывали лошадей и даже выпускали водку. Так, в сентябре 1935 года Тюменский водочный завод рапортовал о выпуске алкогольного напитка «усиленной пролетарской крепости». Крепость «Тюменской горькой» составляла не 40, а 45 градусов. Решением Главспирта РСФСР завод был объявлен примерным предприятием главка, а «Тюменскую горькую» заводская газета назвала «напитком стахановцев».
Первый и единственный Всесоюзный съезд был проведен через девять недель после установления рекорда Стахановым. На нём присутствовало всё высшее руководство страны.
Выступил на съезде и Сталин, окончательно связав стахановское движение со своим именем. Именно на нём прозвучали знаменитые слова Сталина: «Жить стало лучше, жить стало веселее». Острословы тут же добавили: "… шея стала тоньше, но зато длиннее".

Естественно, после речи Сталина нельзя было сдерживать стахановское движение. На всех предприятиях начали выявлять тех, кто по отношению к стахановскому движению проявлял якобы равнодушие. К концу 1936 года «сталинское племя стахановцев» насчитывало миллионы человек. На предприятиях их число достигало от 20 до 30% численности персонала.
Кто же они, представители этого «племени»? В основном это были выходцы из деревни, в большинстве своем малокультурные, с низким уровнем образования. Как правило, они только недавно пришли на производство. Типичным для этой среды был подсобный рабочий средней квалификации.
Нередко это были представители маргинальных социальных групп, испытывавших дискриминацию, в частности, лишённые каких-либо привилегий. Участие в движении эти привилегии давало. Они, как правило, были молоды, беспартийны. Их политизированность не отличалась глубиной, а политическое сознание сводилось к аффективной вере в Сталина как вождя.

Карьера Стаханова в это время шла по нарастающей, всё дальше от шахт и угольной пыли и всё ближе к Москве. Тут также не обошлось без загадок: пропала жена Стаханова Евдокия, от которой у Алексея остались двое детей, дочка Клава и сын Витя.
По одной из версий, женщина умерла от заражения крови в результате подпольного аборта, по другой — ушла с цыганским табором. Поговаривали, что её ликвидировали органы НКВД за то, что не пускала мужа в забой накануне рекорда.
Как бы то ни было, в Москву Алексей Стаханов переезжает уже с новой женой, 14-летней харьковчанкой Галиной Бондаренко. Свел их случай. По словам Виолетты Алексеевны Стахановой, дочери легендарного шахтера от девятикласницы, познакомились родители на школьном концерте.
«Перед отцом часто с концертами выступали школьники, — рассказывает Виолетта Алексеевна. — На одном из таких слетов он и заприметил мою маму — Галю Бондаренко. А было ей в ту пору 14 лет. Со сцены мама пела песню „Соловей мой, соловей“, а голос у нее был просто пленительный».

Стаханов сидел в зале с охранниками и вдруг спросил: «Чья же это девушка?» Девушка была с уже оформившимися формами, как говорится, кровь с молоком. Когда Стаханов узнал, что она учится в восьмом классе, сильно приуныл — ему было уже тридцать. Однако папа школьницы, понимая, что дочь будет жить у Стаханова как у Христа за пазухой, поспособствовал, чтобы «кровинушке» приписали в свидетельстве о рождении два года.
В Москве у Стаханова его беременную жену прямо на улице украл Берия, и лишь чудом молодую красавицу удалось отбить, рассказала его дочка в 2003 году «МК». По словам Виолетты, официальная биография отца, описанная в его книге «Рассказ о моей жизни», была сочинена в пропагандистских целях.
В 1936 году по решению Политбюро ЦК ВКП (б) Стаханов был принят в члены партии, зачислен на учёбу в Промышленную академию, избран в Верховный Совет СССР. Жил он в шикарной квартире в Доме правительства на Набережной, имел в своём распоряжении две служебные машины, и был награждён автомобилем ГАЗ-М1.

Со стороны казалось, что у шахтёра всё в жизни замечательно: с наивным и недалёким Алексеем доверительно беседовал нарком тяжмаша Серго Орджоникидзе, да и сам Сталин нередко приглашал его на обед. А Василий Сталин и вовсе стал закадычным дружком Алексея и верным собутыльником.
Стаханов вспоминал, что однажды в ресторане гостиницы «Метрополь» они с Василием Сталиным основательно перебрали, разбили дорогое зеркало, потом пытались ловить рыбок в аквариуме. Наконец, разбили стахановскую «эмку». Вождь сквозь пальцы смотрел на эти проказы. Однако однажды предупредил: «Скажите этому добру молодцу, что ему придется, если не прекратит загулы, поменять знаменитую фамилию на более скромную».
Однажды Алексей даже пожаловался Сталину, что в его квартире давно не делали ремонт. Проблемами героического шахтёра было поручено заниматься целой комиссии во главе с Георгием Маленковым. Благодаря его стараниям Стаханов получил трофейную машину, участок земли и материалы для строительства дачи, а чуть позже и деньги для покупки новой «Победы». В то время Стаханов занимал пост начальника сектора соцсоревнования в Наркомате угольной промышленности.

«Стаханов был простоват, как и многие россияне, — считает врач-психотерапевт, психоаналитик Николай Нарицын. — В итоге он прошёл, что называется, „огонь, воду и медные трубы“ и, к сожалению, испытал на себе четвёртую составляющую пословицы, о которой обычно забывают — »чёртовы зубы". Если человек пережил пик славы и не умер, то он обязательно попадает в глубокую депрессию, а бывает и того хуже".
Звезда шахтёра закатилась в 1957 году, когда Хрущёв выслал Алексея из Москвы в донбасский город Торез. Семья Стаханова наотрез отказалась ехать с ним в «ссылку». Там опального героя определили на должность помощника главного инженера шахтоуправления. Покинутый всеми, он всё чаще прикладывался к бутылке. Коллеги-шахтёры даже прозвали его Стакановым.
На долгие годы о Стаханове забыли. Алексей опускался всё сильнее, пропил даже мебель.
Осенью 1968 года газета «Труд» проводила в Колонном зале Дома Союзов устный выпуск. Полнейшее смятение чувств было у присутствовавших, когда ведущий объявил: «Слово предоставляется Алексею Григорьевичу Стаханову!». Многие к тому времени считали, что его давно уже нет в живых.

Воскрешение Алексея Григорьевича из небытия стало неожиданностью и для Генерального секретаря ЦК КПСС Леонида Ильича Брежнева, который более всего был поражен не тем, что легендарный Стаханов живет и здравствует, но тем, что он до сих пор не является Героем Социалистического Труда…
В сентябре 1970 года Золотая Звезда нашла героя! Министр угольной промышленности СССР по-своему также восстановил справедливость и удостоил Стаханова одним росчерком пера почетного знака «Шахтерская слава» сразу всех трех степеней. Но этим, как оказалось, только ускорил развязку — у Алексея случился нервный срыв. Побороть алкоголизм оказалось уже не под силу – ремиссии, которых с трудом добивались врачи, через несколько месяцев вновь сменялись запоями.
Тяжело болея, не в ладах с самим собою, он умер в психиатрической больнице Тореза 5 ноября 1977 года, в самый канун 60-й годовщины Октябрьской революции, что и помешало руководителям страны советов похоронить его, как и собирались, в Кремлевской стене. Было решено не портить траурными процессиями праздник в Москве и Стаханова похоронить там же, где он и совершил свой рекорд, – в Донбассе, на центральном кладбище города Торез…

В конце жизни Алексея Стаханова в свет вышла его книга «Жизнь шахтерская», скорее всего написанная не им. В прошлое ушла целая эпоха, сделавшая его имя нарицательным. Но в истории остался период жизни великого народа, построившего индустриальную державу на энтузиазме и всеобщем подъеме, маятник которого, вольно или невольно, качнул вперед он – Алексей Стаханов!
За 50 лет до смерти он приехал в Донбасс с одной мечтой – купить коня! Для всего мира он стал олицетворением Донбасса, образом героя-труженика, познал головокружительные взлеты и падения, но до конца жизни коня у него так и не было. Он шел за своим крестьянским счастьем, за своей мечтой, но случилось так, что он сам стал воплощением мечты.
Советской мечты для других, но не для себя…