Рябчики в сметане и водка рекой: западные писатели на приёме у Сталина

23 июня 1935 года в СССР приехал известный французский писатель, лауреат Нобелевской премии по литературе, друг советской России и почётный иностранный член АН СССР Ромен Роллан. До революции он активно переписывался со Львом Толстым, а с 1920-х годов общался с Максимом Горьким, по чьему приглашению и оказался в советской России.

Ромена Роллан и Иосиф Сталин. Фрагмент экспозиции выставки «Очарованная душа. К 150-летию Ромена Роллана» в Румянцевском читальном зале научно-исследовательского отдела рукописей Российской государственной библиотекиПочти месяц Роллан с женой жили в доме Максима Горького на Малой Никитской, но в основном — на его даче в Горках. Плохое здоровье помешало французу совершить, как он хотел, большое путешествие по СССР, однако встреч было много. На горьковской даче он встречался с руководителями партии и правительства, писателями, музыкантами, артистами, с готовностью отвечал на письма советских трудящихся, которые шли к нему потоком со всех концов страны.

Тет-а-тет с вождём

28 июня в своём кабинете в Кремле Ромена Роллана принял Иосиф Сталин. На встрече присутствовала русская по происхождению жена Роллана Мария Павловна, которая вела запись беседы на французском языке. Переводчиком с французского выступал председатель Всесоюзного общества культурной связи с заграницей (ВОКС) Александр Аросев (отец популярной актрисы Ольги Аросевой). На следующий день в «Правде» появилось краткое сообщение о том, что 28 июня состоялась беседа товарища Сталина с Ролланом, что она продолжалась 1 час 40 минут и носила дружеский характер.

Ромен Роллан и его жена Мария Павловна Кудашева в гостях на подмосковной даче писателя Алексея Максимовича Горького
За скобками осталось немало интересного. Роллан поведал Сталину о том, что об СССР распространяется много клеветы и небылиц. На это вождь ответил, что опровергать их порой просто неловко: «Пишут, например, что я пошёл с армией против Ворошилова, убил его, а через шесть месяцев, забыв о сказанном, в той же газете пишут, что Ворошилов пошёл с армией против меня и убил меня, очевидно, после своей собственной смерти, а затем добавляют ко всему этому, что мы с Ворошиловым договорились».
Роллан сразу же хотел опубликовать запись беседы, но по соглашению со Сталиным, по-видимому, обещал не разглашать её содержание, пока сам вождь не даст на это согласие. Скорее всего, из-за того, что, помимо восхищения нашей страной, Роллан высказал опасения по поводу недавно принятого в СССР закона о наказании малолетних преступников с 12 лет, на которых стали распространяться все уголовные наказания для взрослых вплоть до расстрела. Этот декрет, сказал Сталин писателю, имеет чисто педагогическое значение, его цель — «уберечь детей от хулиганов». «Не было ни одного случая применения наиболее острых статей этого декрета к преступникам-детям и, надеемся, не будет», — успокоил Сталин переживавшего за советских детей гостя.
Касаясь дела об убийстве Кирова, Сталин объяснил Роллану, что советское руководство прибегло к закрытому процессу из-за вспыхнувшей в нем ненависти к террористам-преступникам, а разбирать преступные дела этих господ на открытом суде с участием защитников было бы слишком большой честью для них. А ещё Сталин поведал писателю о кремлёвских библиотекаршах, которые «ходили с ядом, имея намерение отравить некоторых наших ответственных товарищей».

Тост за дружбу

Через несколько дней Сталин вместе с Ворошиловым и другими руководителями приехал с «ответным визитом» на горьковскую дачу в Горках. Писатель вспоминал в своём дневнике об обильном ужине, подмечая детали: «Стол ломится от яств: тут и холодные закуски, и всякого рода окорока, и рыба — солёная, копчёная, заливная. Блюдо стерляди с креветками. Рябчики в сметане — и всё в таком духе. Они много пьют. Тон задаёт Горький. Он опрокидывает рюмку за рюмкой водки и расплачивается за это сильным приступом кашля, который заставляет его подняться из-за стола и выйти на несколько минут». На самом деле особого пристрастия к «горькой», вопреки своему псевдониму, пролетарский писатель не имел. Просто водка на подобных мероприятиях всегда была протокольным напитком, а вождь с подозрением относился к тем, кто не пьёт за столом.
Лауреат Гонкуровской премии и видный сотрудник французской коммунистической газеты «Юманите» Анри Барбюс трижды приезжал в Советский Союз, подолгу жил и лечился в Москве. Барбюс участвовал в торжествах по случаю 10-летия Октябрьской революции, не раз встречался со Сталиным и наркомом просвещения Луначарским, представителями интеллигенции и рабочими, побывал на стройке. Впрочем, такое времяпрепровождение нравилось далеко не всем мнимым и действительным друзьям СССР из других страен. Согласно отчётам курировавших гостей сотрудников ВОКСа, некоторые из них предпочитали осмотру домов-коммун для рабочих и посещению заводов более тесное знакомство с ресторанами и другими злачными местами.
Что касается кремлёвских банкетов для зарубежных деятелей культуры, то, помимо партийной верхушки, иностранных гостей и «пролетарских писателей», там иной раз присутствовали и писатели не совсем пролетарские. Вернее, совсем не пролетарские. Например, «красный граф» Алексей Толстой или некий литературный критик, подписывающий свои статьи фамилией Мирский. На самом деле, это был князь из рода Рюриковичей Дмитрий Святополк-Мирский, сын министра внутренних дел Российской империи. Сам он служил в царской армии и у Деникина, но в эмиграции вступил в компартию Великобритании и в 1932 году при содействии Горького вернулся в СССР. «Красный граф» и «красный князь» выполняли роль своего рода свадебных генералов при Сталине и показывали иностранцам, что даже князь может остаться целым и невредимым при диктатуре пролетариата. Тем более что оба они были большими мастерами «застольного действа».

Меньше злобы

Посетивший СССР в ходе кругосветного путешествия в 1931 году Бернард Шоу восторгался приёмом, который устроил ему Сталин. Шоу писал: «Я никогда так хорошо не питался, как во время моей поездки по Советскому Союзу». А все слухи о голоде в советской России называл выдумкой. В конце того же года Сталин принял известного немецкого писателя-биографа Эмиля Людвига, чьи книги пользовались большой популярностью во многих странах. Во время многочасовой беседы Сталин рассказал Людвигу о своей жизни, об учёбе в семинарии и о том, как начал участвовать в революционной борьбе. Беседа вождя с Людвигом не только была опубликована в газетах, но и вышла в свет отдельной брошюрой и много раз переиздавалась.
В 1934 году Сталин принимал знаменитого английского писателя Герберта Уэллса. Он трижды был в России. Первый раз — в 1914 году, второй — в 1920-м, когда встречался с Лениным, написал книгу «Россия во мгле» и назвал вождя мирового пролетариата кремлёвским мечтателем. После встречи со Сталиным писатель решил, что его не столько боятся, сколько доверяют ему. Приехавший в Москву в декабре 1936 года немецкий писатель Лион Фейхтвангер также писал о советской России и её лидере с восхищением. Он искренне поверил в справедливость судебного процесса января 1937 года над функционерами «троцкистского центра» и в своей книге «Москва. 1937 год» заявил: «Большинство обвиняемых своими действиями заслужило смертную казнь».
Иностранные деятели культуры, возвращаясь в свои страны, доносили до людей информацию о том, как живут в СССР. В основном она была объективной. В ОГПУ отмечали, что «антисоветской злобой насыщены не более 10% статей об СССР, причём большей частью — в белоэмигрантской печати». Но бывало и по-другому. Летом 1936 года известный французский писатель Андре Жид, ставший через 11 лет лауреатом Нобелевской премии по литературе, посетил Советский Союз, где всё оказалось не так, как ему представлялось. Своими негативными впечатлениями он поделился в очерке «Возвращение из СССР», за что его имя попало под запрет, а книги перестали издавать.