Рюмочные. Как это было
Здесь нет барной карты, меню и официантов. Только крепкий алкоголь, самообслуживание и высокие барные столы.

Рюмочные – чисто советское явление. Это особые закусочные в спартанском формате. Специализировались они на крепких спиртных напитках, на закуску к ним подавали бутерброды. В свое время рюмочные оказались доступной широким народным массам формой «культурного отдыха».
«Мужички, распивавшие портвешок в подъездах, как революционеры, собравшиеся на сход в подполье, или под раскрашенным грибком на детской площадке, теперь могли зайти в приличествующее случаю заведение, опрокинуть рюмашку и интеллигентно закусить бутербродом. Такое в то время не снилось даже», – писал журналист Леонид Репин в своих «Рассказах о Москве и москвичах во все времена».

Первые рюмочные открылись в СССР в Москве в 1954 году. Как утверждает московский историк Александр Васькин, это был политический ход нового главы государства, первого секретаря ЦК КПСС Никиты Хрущева. Ему требовалось быстро завоевать народную любовь и авторитет.
«Идея открыть в Москве рюмочные была не просто хорошей – она была фантастической! Создав сеть рюмочных, партия и правительство проявили недюжинную заботу о здоровье народа и его культурном досуге», – писал Леонид Репин.
Рюмочные были призваны «окультурить» любителей ликеро-водочной продукции, чтобы те не распивали ее в общественных местах. Но иные заведения становились прибежищем для граждан, не сумевших найти себе место в послевоенном СССР.

«На углу Маяковской и Некрасова (в Ленинграде. — Прим. ред.) была страшная рюмочная, набитая инвалидами безногими. Оттуда веяло какой-то сырой овчиной, несчастьем, криками, драками, это была страшная рюмочная послевоенная. Такое ощущение, что народ сознательно спаивали, этих обрубков, этих костылей, бывших офицеров, солдат, сержантов. Не нашли способ этот народ пригреть и занять, и это был один из выходов», – размышлял писатель Валерий Попов.
«Неудобство было только одно: выпить после одной рюмки хотелось еще, а приданными бутербродами уже сыт по горло. В общем, получалось так: стоят мужички, рюмку за рюмкой заглатывают, а из бутербродов Пизанскую башню складывают», – вспоминал Репин.
Никаких столиков и официантов в рюмочных не было. Посетители выстраивались в очередь, получали от буфетчицы нехитрые заказы, а затем шли к барным столикам.
«Славное это заведение – запах водочки, сигарет, одни мужики и без насиженной пьяности пивных, без приставаний, липких тягучих разговоров. Опрокинул стопочку, закусил бутербродом, культурно, коротко», – отписывал рюмочную советский писатель и публицист Даниил Гранин.

Простота предполагала и низкие цены, поэтому поход в рюмочную между делом мог себе позволить любой гражданин. И цены, и прейскурант, и бутерброды были одинаковыми по всему Советскому Союзу, вспоминает Александр Васькин.
«Цены копеечные, тишина, порядок. Всё молча, с чувством собственного достоинства. Махнул – побежал дальше, к дому, в гости, в филармонию», – описывает достоинства заведения петербургский историк Лев Лурье.
«В рюмочной могли сравняться рабочий завода и журналист, инженер и сантехник. Это был не только мужской клуб по интересам, но и место, куда притягивает разных людей. Там можно было проводить социологические опросы и изучать структуру общества», – считает Александр Васькин.
И государство действительно изучало. Как отмечает Лев Лурье, в 1950-х чуть ли не половина политических дел возбуждалась из-за вольномыслия в рюмочных.

«Рюмочная оставалась прибежищем квалифицированных, умственных рабочих, определявших социальное лицо города: серьезные, зарабатывающие мужчины – рыбалка, походы на стадион Кирова, отпуск в заводском профилактории или на садовом участке. Эти заведения для посетителей, окончивших рабочую смену, играли ту же роль, что в Англии – пабы», – пишет он.
Следующим ударом по ним стал распад Советского Союза. Формирование в стране ресторанного рынка, появление новых форматов общепита отвело рюмочным роль «ностальгических» заведений со стареющей, но верной публикой.

«Рюмочные не перестраивались, они никуда не исчезали. Они остались, как Ростральные колонны, “Зенит” и белые ночи, не меняя функции. <…> Средний возраст посетителей близок к пенсионному, почти все эти люди воспитаны на простом и суровом жанре рюмочной сызмальства. Все, кто пил много, вымерли, не пережили 1990-е. Остались закаленные ветераны, знающие свою норму и привыкшие к “культурной” выпивке», – характеризует ситуацию в Санкт-Петербурге Лев Лурье.
Он подчеркивает, что именно в Северной столице рюмочные сохранили популярность: тут их, по мнению Лурье, побольше, чем в Москве, но новую аудиторию старым заведениям привлечь сложно.

«Рюмочные не поддаются стилизации. Было несколько попыток создать нечто в этом жанре для более молодой и платежеспособной публики. Все они провалились. Молодежь пьет значительно меньше отцов и дедов, к водке душой не прикипела. Местные хипстеры предпочитают накатить “шот” в модном баре где-нибудь на Думской или на Фонтанке. А настоящие ценители жанра в новые заведения не потянулись – дорого. Рюмочные пока живы, но медленно вымирают вместе со своими клиентами, как толстые журналы или игра в домино во дворе», – заключает петербуржец Лурье.
В Москве, Санкт-Петербурге или любом другом городе России найти рюмочную не проблема: заведения этого формата открывать продолжают. Тем не менее не все владельцы придерживаются принципов олдскульных рюмочных – демократичности, простоты, дешевизны. И стилизованная под СССР по интерьеру и меню неорюмочная все же будет соответствовать современным ресторанным реалиям.
Подлинное же советское рюмочное наследие скрывается под неприметными вывесками, в подвальных помещениях, посещается «своими» людьми. Там дешево и сердито, совсем не модно, зато аутентично. И разве что поставили нормальные столы и стулья.

Рюмочные – чисто советское явление. Это особые закусочные в спартанском формате. Специализировались они на крепких спиртных напитках, на закуску к ним подавали бутерброды. В свое время рюмочные оказались доступной широким народным массам формой «культурного отдыха».
«Мужички, распивавшие портвешок в подъездах, как революционеры, собравшиеся на сход в подполье, или под раскрашенным грибком на детской площадке, теперь могли зайти в приличествующее случаю заведение, опрокинуть рюмашку и интеллигентно закусить бутербродом. Такое в то время не снилось даже», – писал журналист Леонид Репин в своих «Рассказах о Москве и москвичах во все времена».

Первые рюмочные открылись в СССР в Москве в 1954 году. Как утверждает московский историк Александр Васькин, это был политический ход нового главы государства, первого секретаря ЦК КПСС Никиты Хрущева. Ему требовалось быстро завоевать народную любовь и авторитет.
«Идея открыть в Москве рюмочные была не просто хорошей – она была фантастической! Создав сеть рюмочных, партия и правительство проявили недюжинную заботу о здоровье народа и его культурном досуге», – писал Леонид Репин.
Рюмочные были призваны «окультурить» любителей ликеро-водочной продукции, чтобы те не распивали ее в общественных местах. Но иные заведения становились прибежищем для граждан, не сумевших найти себе место в послевоенном СССР.

«На углу Маяковской и Некрасова (в Ленинграде. — Прим. ред.) была страшная рюмочная, набитая инвалидами безногими. Оттуда веяло какой-то сырой овчиной, несчастьем, криками, драками, это была страшная рюмочная послевоенная. Такое ощущение, что народ сознательно спаивали, этих обрубков, этих костылей, бывших офицеров, солдат, сержантов. Не нашли способ этот народ пригреть и занять, и это был один из выходов», – размышлял писатель Валерий Попов.
Дешево и сердито
Наливали в рюмочных водку, портвейн, ликеры, где-то вино, коньяк. К каждой рюмке подавали скромную закуску – бутерброд с колбасой, сыром, яйцом, селедкой или шпротами. На бутерброде, полагавшемся к ста граммам, лежали четыре кильки.«Неудобство было только одно: выпить после одной рюмки хотелось еще, а приданными бутербродами уже сыт по горло. В общем, получалось так: стоят мужички, рюмку за рюмкой заглатывают, а из бутербродов Пизанскую башню складывают», – вспоминал Репин.
Никаких столиков и официантов в рюмочных не было. Посетители выстраивались в очередь, получали от буфетчицы нехитрые заказы, а затем шли к барным столикам.
«Славное это заведение – запах водочки, сигарет, одни мужики и без насиженной пьяности пивных, без приставаний, липких тягучих разговоров. Опрокинул стопочку, закусил бутербродом, культурно, коротко», – отписывал рюмочную советский писатель и публицист Даниил Гранин.

Простота предполагала и низкие цены, поэтому поход в рюмочную между делом мог себе позволить любой гражданин. И цены, и прейскурант, и бутерброды были одинаковыми по всему Советскому Союзу, вспоминает Александр Васькин.
«Цены копеечные, тишина, порядок. Всё молча, с чувством собственного достоинства. Махнул – побежал дальше, к дому, в гости, в филармонию», – описывает достоинства заведения петербургский историк Лев Лурье.
Подслушано за рюмкой водки
В целом контингент в заведениях собирался приличный.«В рюмочной могли сравняться рабочий завода и журналист, инженер и сантехник. Это был не только мужской клуб по интересам, но и место, куда притягивает разных людей. Там можно было проводить социологические опросы и изучать структуру общества», – считает Александр Васькин.
И государство действительно изучало. Как отмечает Лев Лурье, в 1950-х чуть ли не половина политических дел возбуждалась из-за вольномыслия в рюмочных.

«Рюмочная оставалась прибежищем квалифицированных, умственных рабочих, определявших социальное лицо города: серьезные, зарабатывающие мужчины – рыбалка, походы на стадион Кирова, отпуск в заводском профилактории или на садовом участке. Эти заведения для посетителей, окончивших рабочую смену, играли ту же роль, что в Англии – пабы», – пишет он.
Рюмочные сегодня
В 1985 году генеральный секретарь ЦК КПСС Михаил Горбачев инициировал антиалкогольную кампанию. В активной фазе она продлилась два года. В стране сократили производство и продажу крепкого алкоголя. Пострадали от мер и рюмочные.Следующим ударом по ним стал распад Советского Союза. Формирование в стране ресторанного рынка, появление новых форматов общепита отвело рюмочным роль «ностальгических» заведений со стареющей, но верной публикой.

«Рюмочные не перестраивались, они никуда не исчезали. Они остались, как Ростральные колонны, “Зенит” и белые ночи, не меняя функции. <…> Средний возраст посетителей близок к пенсионному, почти все эти люди воспитаны на простом и суровом жанре рюмочной сызмальства. Все, кто пил много, вымерли, не пережили 1990-е. Остались закаленные ветераны, знающие свою норму и привыкшие к “культурной” выпивке», – характеризует ситуацию в Санкт-Петербурге Лев Лурье.
Он подчеркивает, что именно в Северной столице рюмочные сохранили популярность: тут их, по мнению Лурье, побольше, чем в Москве, но новую аудиторию старым заведениям привлечь сложно.

«Рюмочные не поддаются стилизации. Было несколько попыток создать нечто в этом жанре для более молодой и платежеспособной публики. Все они провалились. Молодежь пьет значительно меньше отцов и дедов, к водке душой не прикипела. Местные хипстеры предпочитают накатить “шот” в модном баре где-нибудь на Думской или на Фонтанке. А настоящие ценители жанра в новые заведения не потянулись – дорого. Рюмочные пока живы, но медленно вымирают вместе со своими клиентами, как толстые журналы или игра в домино во дворе», – заключает петербуржец Лурье.
В Москве, Санкт-Петербурге или любом другом городе России найти рюмочную не проблема: заведения этого формата открывать продолжают. Тем не менее не все владельцы придерживаются принципов олдскульных рюмочных – демократичности, простоты, дешевизны. И стилизованная под СССР по интерьеру и меню неорюмочная все же будет соответствовать современным ресторанным реалиям.
Подлинное же советское рюмочное наследие скрывается под неприметными вывесками, в подвальных помещениях, посещается «своими» людьми. Там дешево и сердито, совсем не модно, зато аутентично. И разве что поставили нормальные столы и стулья.
Не квасом земля полита,
В каких ни пытай краях.
Пол-литра — везде пол-литра,
И стоит везде трояк.
Поменьше, иль чуть побольше
Копейка — какой рожон?
А вот разделить по-божьи — Тут очень расчет нужен.
Один размечает тонко.
Другой на глазок берет.
Один отойдет в сторонку.
Другой норовит вперед.
Оплаченный процент отпит,
И — Вася — гуляй-беда!
Но тот, кто имеет опыт,
Тот крайним стоит всегда.
Он, зная свою отметку,
Не пялит зазря лицо,
А выпьет он под конфетку.
А чаще под сукнецо.
Но выпьет зато со смаком.
Издаст подходящий стон
И даже покажет знаком,
Что выпил со смаком он.
И первому по затылку
Отвесит шутя пинка,
А после он сдаст бутылку
И примет еще пивка.
И где-нибудь среди досок
Блаженный приляжет он,
Поскольку культурный досуг
Включает здоровый сон.
Он спит, а над ним планеты-
Немеркнущий звездный тир.
Он спит, а его полпреды
Варганят войну и мир.
По всем уголкам планеты,
По свету, что сном объят,
Развозят его газеты.
Где славу ему трубят.
И громкую славу эту
Признали со всех сторон.
Он всех призовет к ответу,
Как только проспится он.
Куется ему награда,
Готовит харчи Нарпит…
Не трожьте его, не надо,
Пускай человек поспит.
Это была не первая и не последняя в СССР попытка побороть «зелёного змия». Во время первой антиалкогольной кампании большевики продлили «царский запрет» на производство крепкого алкоголя, в ходе второй в конце 1920-х они уже «по требованиям трудящихся» закрыли множество пивных и других злачных мест, многие из которых были в срочном порядке переоборудованы в трезвеннические столовые и чайные.я помру».
Это была не первая и не последняя в СССР попытка побороть «зелёного змия». Во время первой антиалкогольной кампании большевики продлили «царский запрет» на производство крепкого алкоголя, в ходе второй в конце 1920-х они уже «по требованиям трудящихся» закрыли множество пивных и других злачных мест, многие из которых были в срочном порядке переоборудованы в трезвеннические столовые и чайные.я помру».
Трудно сказать, о чём, кроме оздоровления общества, думал тогда Хрущёв, но множество людей, привыкших ежедневно спокойно выпивать рюмку-другую по пути с работы домой, думали о самом Никите Сергеевиче плохо. Вместо скромных ста граммов, которые они могли выпить в относительно культурных условиях, страждущие теперь были вынуждены покупать целую бутылку водки и искать случайных компаньонов, чтобы разделить её. Однако опытным путём потребители довольно быстро вычислили оптимальный вариант коллективного распития — на троих. И очень скоро сам этот процесс приобрёл поистине всенародный размах, став ответом на бездарную антиалкогольную политику государства.
На троих распивали в магазинах и скверах, в укромных уголках и на детских площадках, из-под полы в столовых и дешёвых кафе. О том, что традиция «сообразить на троих» прочно внедрилась в повседневную жизнь советского общества, говорит великое множество анекдотов на эту тему. Обычай нашёл отражение и во многих фильмах и песнях, в творчестве талантливых авторов того времени — Высоцкого, Галича и других. Так, слова и музыку широко известной среди пьющего сообщества и считающейся народной песни «Плавленый сырок» написал известный творческий дуэт — Леонид Дербенёв и Александр Зацепин. А появилась она в фильме «Формула радуги» (1966 год), где вместо героя Савелия Крамарова её исполнял за кадром сам автор, композитор Зацепин.
В винных отделах магазинов всё чаще стали появляться загадочные личности. Как правило, они стояли в стороне от прилавка или у входа в магазин и провожали вопрошающим взглядом всех туда входящих, а иногда и задавали вопрос: «На троих будешь?». Можно было спросить ещё короче: «Ну что?» и, скорее всего, услышать в ответ: «Давай!». А можно было обойтись совсем без слов. Например, поднести согнутый палец к горлу и вопросительно посмотреть на человека, выбранного для компании. Щёлкать по горлу было необязательно.