Революционные «мемы» о царе

В самые тяжелые времена особенно непросто приходится без чувства юмора, позволяющего снять напряжение. Юмор был востребован и в России в период революции. Но чем острее становилась обстановка в Петрограде весной 1917 года, тем более невеселыми и злыми становились шутки о властителе и плодах его правления.
Журналы, прежде всего «Новый Сатирикон» и «Бич», в которых трудились Аркадий Аверченко, Александр Амфитеатров, Надежда Тэффи и другие «звезды» русского юмора, били по самым больным местам только что павшей монархии.

Февральскую революцию многие встречали с восторгом: по улицам Петрограда ходили толпы людей с красными бантами, ораторы предрекали свободное государство и скорый конец войны, а также проклинали монархическое прошлое. Журналы также показывали насмешливое отношение (если не сказать «презрительное») к императорской семье, подозревавшейся в покровительстве немцам и их агентам, называли их «скучной мещанской четой», а лично Николая II — «тряпкой» и совершенно негодным для правления Россией человеком, «сосулькой», «принятой за государственного человека». Когда цензура была снесена февральской революцией и порыв свободы воодушевил прогрессивную общественность, на царя уже после его отречения со страниц сатирических журналов обрушился поток жестоких карикатур и анекдотов. Ведь теперь можно было не опасаться, что что-то «не пропустят». Досталось и самим цензорам. В № 12 журнала «Новый Сатирикон» его главный редактор А. Аверченко описал такую историю из недавнего прошлого (под заголовком «Уничтожающее сопоставление»):
«Однажды я вырезал из газет два циркуляра: одного министра о том, что нужно экономить бумагу и не вести ненужной переписки, и другого министра — о том, что министрам нужно писать с обращением «ваше высокопревосходительство», к директорам департамента — «ваше превосходительство» и т. д.
Эти циркуляры я распорядился набрать и вставить в журнал безо всяких комментарий и критики.
Цензура их не пропустила.
— Почему?! — завопил я
— Это издевательство, — со скорбной извиняющейся улыбкой объяснил цензор.
— Да ведь эти циркуляры были разосланы?
— Были.
— И напечатаны во всех газетах?!
— Напечатаны.
— И вы их пропустили?!
— Пропустили.
— Почему же нам нельзя?
— Рядом они стоят. Неудобно. Если бы расставить их в разные номера — тогда другое дело».
Отмена цензуры в 1917 г. позволила печатать карикатуры о Николае II

Его аллея побед

— Эх, если бы они меня не свалили, я бы им всю аллею заполнил!

Новый Сатирикон № 13, апрель 1917
Одна из самых заметных тем в карикатурах марта и апреля 1917 г. — немецкое происхождение и «измена» императрицы, влияние Григория Распутина и неспособность Николая II управлять государством. К тому времени общественное мнение уже нисколько не жаловало царя. Совсем недавно и государственные деятели громко высказывались по поводу немецкого влияния на правителей. Самым громким случаем была речь лидера конституционных демократов Павла Милюкова. Произнесенная 1 ноября 1916 г., она вошла в историю под названием «Глупость или измена?» Милюков выдвинул обвинения против императрицы Александры Федоровны в том, что она покровительствует группе тайно работающих на Германию высокопоставленных чиновников и имеющих влияние при дворе лиц. Авторитет императорской фамилии и так уже был невысок к концу 1916 г., и речь Милюкова вызвала общественную реакцию такой силы, что Николаю II пришлось пойти на отставку одного из обвиненных в речи — председателя Совета министров Б. В. Штюрмера. Общество демонстрировало полное недоверие монарху.

Бич. № 14, апрель 1917
Впоследствии многие полагали, что именно речь Милюкова стала одним из катализаторов февральской революции: он, политик, с трибуны парламента безнаказанно и открыто, во время войны, практически обвинил правителей в измене. Монархия же показала себя в этот момент слабой, не смогла дать никакого убедительного ответа и смогла только запретить речь Милюкова, которая все равно расходилась в рукописных вариантах. В том числе за эту речь Милюкова пытались казнить крайне правые монархисты в Берлине в 1922 г., совершив на него покушение, в ходе которого погиб отец знаменитого писателя В. Д. Набоков, тоже один из лидеров кадетов.
Подозрения в измене императрицы подорвали авторитет монархии
Весной 1917 г. все эти слухи и подозрения оказались в открытой печати. И жители Петрограда еще находили в себе силы смеяться. Ни они, ни А. Аверченко и А. В. Амфитеатров не знали, что всего через 3 года Петроград опустеет (вместо более 2 млн жителей останется едва больше 700 тыс.), и не будет ни воодушевления революции, ни «Нового Сатирикона», авторы которого отправятся в эмиграцию.

Российский царствовавший Дом. [Прим. в центре Григорий Распутин]

Благочестивейшая Самодержавнейшая

Александра Федоровна: — А ты, голубчик, где взят в плен?
Немец: — Под Двинском. В атаке.
Александра Федоровна: — И кто же победил: наши или русские?

Новый Сатирикон № 13, апрель 1917

Род оружия

Одного бывшего министра поймали около собственного дома, когда министр хотел ускользнуть, переодевшись в солдатскую шинель.
— Вы какого полка? — спросил его милиционер.
Министр посмотрел на крышу своего дома и уклончиво ответил:
— Радиотелеграфист.

Иллюзии царей

Николай II (растроганно): «Только ты остался верен мне и не покинул, мой старый преданный слуга!..»
Слуга: «Еще бы! Как же я вас покину, когда еще не получил жалованье за два месяца!..»

Карикатура на царскую семью, подчеркивающая их немецкое происхождение. «Алиса Гессенская (псевдоним — Александра Романова)» и «Клаус II Голштин-Готторпский», «знатный иностранец». Новый Сатирикон № 12, март 1917
У Николая второго [на Пасху]
Александра Федоровна (грустно): «В прошлом году с Григорием Ефимычем христосовалась, а теперь… Эх, скушно».
Николай: «В прошлом году дом был полная чаша. Яиц — сколько угодно. Столетние вина. А теперь…»
Александра Федоровна: «Временное правительство отпустило на человека по десятку яиц; сахар по карточкам; а ветчины нет!»
Николай: «Эх, не подумали раньше о кооперативе. Есть кооператив журналистов, кооператив ремесленников. Нужно было бы устроить также кооператив царей…»
Александра Федоровна: «Мало ли, что нужно было бы устроить. Танечка, сходи за маслом».
Татьяна: «Пусть Оля идет».
Александра Федоровна: «Она в хлебном хвосте стоит. Пойди, милая. Нельзя же куличи без масла печь».
Николая (тихо поет): «Солнце всходит и захо-о-дить».
О. Л. Д’Ор.
Бич. № 12. Апрель 1917.
***
— Не знаете ли, почему царский поезд так долго держали на ст. Бологое?
— В нем везли предмет далеко не первой необходимости…

— Я хотел бы переменить фамилию.
— Что у вас, немецкая?
— Хуже: моя фамилия — Романов!
— Что ж, подайте прошение на Высочай… Тьфу, черт!.. Ну, как-нибудь устроим…
Новый Сатирикон № 13, апрель 1917
Источники и литература: Новый Сатирикон. Март-апрель 1917; Бич. Март-апрель 1917; Лукоморье. Август 1917; Давыдов А. Ю. Предыстория и развязка трагедии: террористический акт 28 марта 1922 года в Берлине. // Россия XXI. 2014. № 4.; Ильязова Р. «Может быть, идеал императора — играть в винт по сотой?» // Родина. № 1216 (12).