Как судили «валютных королей»

В 1959 году в СССР приехал экономист-марксист Виктор Перло. Американец хотел лично убедиться в правильности советского курса – коммунизм был уже не за горами. В Москве с Перло случился курьез. Около гостиницы «Националь» иностранца остановил молодой человек, который попросил обменять валюту на рубли по выгодному курсу.
О смутившей его встрече Перло рассказал Анастасу Микояну, а озадаченный Микоян – Хрущеву. Советский лидер пришел в ярость, после чего в СССР началась масштабная показательная кампания против спекулянтов. Ключевым эпизодом борьбы с черным рынком стало дело Рокотова – Файбишенко – Яковлева.

Экосистема советского черного рынка
Советский архаизм «форселыцик» — производное от «Have you anything for sale?». С таким вопросом к иностранцам в столице подходили спекулянты. Со временем «форселыцики» стали фарцовщиками. Валютчики охотились на гостей Советского Союза на «плешке» — улице Горького от Пушкинской площади до гостиниц «Националь» и «Москва». Их незаконная деятельность подпадала под 88 статью УК «Нарушение правил о валютных операциях» и наказывалась заключением в колонии общего режима на срок от 5 до 8 лет.

Гостиница «Националь», 1962 год
Московский черный рынок представлял собой многоуровневую систему перекупки. В самом ее низу пребывали «бегунки» и «рысаки», скупщики черной валюты у иностранцев, от которых она попадала их кураторам. На самом верху этой пирамиды находились «купцы». Никто не знал их имен, так как действовали они под псевдонимами и только через многочисленных посредников.
Спекулянты называли 88 статью «бабочкой»
Самые хваткие и бесшабашные торговцы имели контакты с иностранцами, а в сфере их интересов были драгоценности. Контрабандисты шли на невероятные ухищрения, необходимые для ведения бизнеса. Валюту могли закладывать даже в тюбики зубной пасты.
Герои процесса
До мая 1960 года борьба с контрабандой и спекуляцией шла в «штатном» режиме. Все изменилось после достопамятного инцидента с Виктором Перло. Задетый Хрущев настоял на передаче всех дел, связанных с незаконными валютными операциями, из ведения МВД в Комитет государственной безопасности. Инициированная сверху кампания быстро дала плоды. В КГБ вышли на три основные фигуры черного рынка. Ими были Ян Рокотов (Ян Косой), Владислав Файбишенко (Владик) и Дмитрий Яковлев (Дим Димыч).
Рокотов, как и Яковлев, не просто занимался спекуляцией, но еще и являлся осведомителями в ОБХСС. Сотрудничая с органами, эти двое несколько лет сдавали «бегунков» и оставались безнаказанными. Безработный Рокотов был взят, когда попытался получить из камеры хранения чемодан, в котором хранились золотые монеты, валюта и рубли.

Ян Рокотов
Дмитрий Яковлев отличался тем, что имел высшее образование и числился в аспирантуре Института народного хозяйства им. Плеханова. 33-летний «купец» торговал с контрабандистами Ленинграда, Львова и Риги. При задержании Яковлев не сопротивлялся, а, напротив, пошел на сделку со следствием, в надежде на меньший срок выдав известные ему каналы спекуляции в столице.
Многие контрабандисты были осведомителями ОБХСС
Файбишенко же арестовали с поличным, обнаружив при нем английские фунты. Дома у спекулянта обнаружился тайник с валютой на полмиллиона рублей. Файбишенко, Яковлева и Рокотова приговорили к максимально возможному сроку — 8 годам заключения. Казалось, что история исчерпана, однако очень скоро у дела валютчиков появилось продолжение.
«За такие приговоры самих судей судить надо!»
Борьба с черным рынком велась не только на улице, но и на уровне Президиума Верховного Совета. По его решению срок наказания за незаконные валютные операции был увеличен до 15 лет. Троих «купцов» судили незадолго до того, и поэтому они счастливо избежали в два раза более сурового наказания. Улыбка фортуны, однако, оказалась обманчивой.
В конце 1960 года Хрущев отправился с визитом в Западный Берлин. На встрече с местными властями он сравнил город с «грязным болотом спекуляции», на что получил в ответ упрек, что «такой черной биржи, как ваша московская, нигде в мире нет!». Эпизод, очень похожий на недавнюю историю с экономистом Перло, напомнил Хрущева о наболевшем. Вернувшись на родину, он потребовал справку о состоянии дел в борьбе со спекулянтами. Вскоре в Кремль принесли соответствующую бумагу.

Едва ли 8-летний приговор для Рокотова — Файбишенко — Яковлева мог удовлетворить Хрущева. Через несколько дней на Пленуме ЦК КПСС он упрекнул в «бездействии» генерального прокурора Руденко. Для убедительности, как водится, Хрущев потрясал коллективным письмом рабочих (в этот раз с ленинградского «Металлиста»), полным недовольства из-за мягкого приговора. «За такие приговоры самих судей судить надо!», — подытожил первый секретарь ЦК. Результатом скандальной сценки стал второй процесс; трех спекулянтов приговорили к максимальным 15 годам. Так было отброшено повсеместное правило «закон не имеет обратной силы».
За мягкость первого приговора судья Громов был отстранен от должности
Но и после повторного суда процесс показался Хрущеву недостаточно показательным. Несовершенное советское законодательство было пересмотрено еще раз. В июле 1961 года Леонид Брежнев (тогда — председатель Президиума ВС СССР) подписал указ, по которому спекуляция стала наказываться в том числе и смертной казнью. Моментально началась подготовка к третьему суду, который приговорил Рокотова, Файбишенко и Яковлева к высшей мере.

Суд
22 июля 1961 году перед казнью Яков Рокотов написал Хрущеву покаянное письмо: «Я приговорен к расстрелу. Преступление мое заключается в том, что я спекулировал иностранной валютой и золотыми монетами. Ко мне два раза применяли обратную силу закона… Я очень прошу Вас сохранить мне жизнь. Во многом я заблуждался. Сейчас я переродился и совершенно другой человек. <…> Мне 33 года, я буду полезным человеком для советского государства. <…> Ведь я не убийца, не шпион, не бандит. Сейчас прояснился ум у меня, я хочу жить и вместе с советскими людьми строить коммунизм. <…> Очень прошу помиловать меня».
Просьбы эффекта не возымели. Со второго суда процесс стал носить характер показательного. Заключительное заседание освещалось в прессе с беспрецедентным масштабом. Рабочие ленинградского «Металлиста», как и другие жители страны, надолго запомнили фамилии «тунеядцев» и «отщепенцев», мешавших СССР строить коммунизм.