Юлия Друнина - советская поэтесса-фронтовичка

Юлия Владимировна Друнина, замечательная советская поэтесса, родилась 10 мая 1924 года в Москве. Дочь отца-историка и матери-библиотекаря, она с детства отличалась любовью к чтению. Писать стихи начала в 11 лет, посещала литстудию при Центральном Доме Художественного воспитания детей, помещавшуюся в здании ТЮЗа. В конце тридцатых стала победительницей конкурса на лучшее стихотворение. В результате стихотворение Юлии «Мы вместе за школьной партой сидели...» было опубликовано в «Учительской газете» и прозвучало по радио.
После начала Великой Отечественной войны Юлия, прибавив себе год, записалась в добровольную санитарную дружину, работала санитаркой в госпитале. Вместе с семьёй была эвакуирована в Заводоуковск, оттуда ушла на фронт.
И откуда вдруг берутся силы
в час, когда в душе черным-черно?..
Если б я была не дочь России,
опустила руки бы давно.
Опустила б руки
в сорок первом.
Помнишь? Заградительные рвы,
словно обнажившиеся нервы,
зазмеились около Москвы.
Похоронки,
раны,
пепелища...
Память, душу мне
войной не рви.
Только времени не знаю чище
и острее к Родине любви.
Лишь любовь давала людям силы
посреди ревущего огня.
Если б я
не верила в Россию,
то она
не верила б в меня.
После ранения Юлия была курсантом ШМАС (школы младших авиаспециалистов), получила направление в штурмовой полк на Дальнем Востоке, но всеми силами рвалась на фронт. Получив сообщение о смерти отца, поехала на похороны, но в свой полк не вернулась, а отправилась в Москву, в Главное управление ВВС и, обманув всех, получила справку, что отстала от поезда и едет на запад. В Гомеле получила направление в 218 стрелковую дивизию. Снова была ранена. Выздоровев, поступала в Литературный институт, но неудачно. Вернулась в полк, воевала в Белорусском Полесье, затем в Прибалтике. Была контужена и 21 ноября 1944 года признана негодной к несению военной службы. Приехала в Москву и с середины учебного года начала посещать лекции в Литинституте, не сдав вступительных экзаменов — просто вошла в аудиторию, где занимались первокурсники, и села среди них: «Моё неожиданное появление вызвало смятение в учебной части, но не выгонять же инвалида войны!»
Я принесла домой с фронтов России
Весёлое презрение к тряпью -
Как норковую шубку, я носила
Шинельку обгоревшую свою.
Пусть на локтях топорщились заплаты,
Пусть сапоги протёрлись — не беда!
Такой нарядной и такой богатой
Я позже не бывала никогда…
В начале 1945 года в журнале «Знамя» была напечатана подборка стихов Друниной. В марте 1947 г. Юлия приняла участие в Первом Всесоюзном совещании молодых писателей и получила рекомендацию в Союз писателей СССР.

Привлекательная внешность нередко помогала молодым поэтессам «пробиться»… Друниной, напротив, она часто мешала в силу бескомпромиссности Юлии. В своё время нашумела история её взаимоотношений с поэтом П.Антокольским, который вёл семинар в Литинституте. Юлия училась у него, и Антокольский очень её хвалил… а потом вдруг объявил бездарной и предложил исключить из института, как творчески несамостоятельную. Друниной позволили перевестись на другой семинар. Дело было в том, что Антокольский пытался чересчур активно ухаживать за Юлией (к слову, бывшей с 1944 года замужем за поэтом-фронтовиком Николаем Старшиновым, в 1945 у них родилась дочь Лена) и, когда она отвергла его притязания, счёл себя оскорблённым и попытался отомстить… А вот другая история. Степан Щипачёв (да-да, тот самый, написавший «Любовь не вздохи на скамейке и не прогулки при луне»), занимавший тогда пост зам.главного редактора журнала «Красноармеец» и одновременно являвшийся членом редколлегии журнала «Октябрь», по телефону пригласил её принести стихи, пообещав опубликовать их в обоих журналах. Николай Старшинов вспоминал: "… Я ждал Юлю на улице. Не прошло и четверти часа, как она выбежала ко мне, раскрасневшаяся и возмущённая: — Ты представляешь, что придумал этот старый дурак? Только я вошла к нему в кабинет, как он весь расплылся в улыбке: «Мы непременно напещатаем ваши стихи и в „Красноармейсе“, и в „Октябре“ (говорил он именно так, произнося вместо „ч“ — »щ", а вместо «ц» — «с».). А сам сел со мной рядом на диване. Я немного отодвинулась от него, а он снова сблизился и обнял меня за талию. Я стала отстраняться от него. И тогда он произнёс такую дурацкую речь: «Ну, щего вы боитесь нашей близости? Ведь об этом никто не узнает. А зато у вас на всю жизнь останутся воспоминания о том, что вы были близки с большим совеским поэтом!..»
Разумеется, стихи в этих журналах не появились… Какое-то недопонимание произошло у Друниной и с К.Симоновым — в результате Симонов долго препятствовал её вступлению в Союз писателей, помогло лишь вмешательство Твардовского.
Может создаться впечатление, что Друнина была попросту слишком сложным и конфликтным человеком… На самом деле она была как раз очень простым и целостным человеком — с чёткими понятиями о том, что хорошо, а что плохо. Избиралась секретарём правления Союза писателей РСФСР (с 1985 г.), членом и секретарём (с 1986) правления Союза писателей СССР. Была членом редколлегии и общественного совета «Литературной газеты». Награждена орденами Красной Звезды, Отечественной войны I степени, Трудового Красного Знамени (дважды), «Знак Почёта», медалями «За отвагу», «За оборону Москвы», «За победу над Германией», серебряной медалью им. А.Фадеева (1973). Лауреат Государственной премии РСФСР (за книгу стихов «Не бывает любви несчастливой»). Выпустила несколько десятков книг стихов.

В 1990 году Юлия Друнина была избрана в Верховный Совет СССР. На вопрос, зачем она туда баллотировалась, Друнина ответила: «Единственное, что меня побудило это сделать — желание защитить нашу армию, интересы и права участников Великой Отечественной войны и войны в Афганистане». Её очень тревожила «перестройка», Друнина с болью писала, что происходит девальвация моральных и гражданских ценностей.
Разочаровавшись в этой деятельности, поняв, что ничего существенного сделать не сможет, вышла из депутатского корпуса. 21 ноября 1991 года на даче покончила жизнь самоубийством, предварительно написав письма дочери, зятю, внучке, подруге Виолетте, редактору своей новой рукописи, в милицию, в Союз писателей. Ни в чём никого не винила. На входной двери дачи, в гараже которой, приняв снотворное, отравилась выхлопными газами автомобиля, оставила записку для зятя: «Андрюша, не пугайся. Вызови милицию и вскройте гараж».
В предсмертном письме Друнина попыталась объяснить причины своего решения: «Почему ухожу? По-моему, оставаться в этом ужасном, передравшемся, созданном для дельцов с железными локтями мире такому несовершенному существу, как я, можно, только имея крепкий личный тыл… А я к тому же потеряла два своих главных посоха — ненормальную любовь к Старокрымским лесам и потребность творить… Оно лучше — уйти физически неразрушенной, душевно несостарившейся, по своей воле. Правда, мучает мысль о грехе самоубийства, хотя я, увы, неверующая. Но если Бог есть, он поймёт меня. 20.11.91.»
Покрывается сердце инеем,
Очень холодно в судный час…
А у вас глаза, как у инока,
Я таких не встречала глаз.
Ухожу, нету сил.
Лишь издали
(Всё ж крещёная!)
Помолюсь
За таких вот, как вы,
За избранных
Удержать над обрывом Русь.
Но боюсь, что и вы бессильны,
Потому выбираю смерть.
Как летит под откос Россия,
Не могу, не хочу смотреть!


Похоронена Юлия Друнина, согласно её желанию, на кладбище в городке Старый Крым, в одной могиле с умершим в 1979 году кинодраматургом Алексеем Каплером, вторым мужем Юлии.