Как запрещали Рождество

С 1922 года началось изгнание Рождества Христова из России. Антирождественская пропаганда основывалась на агитации широких масс, усомнившихся в прежних традициях и ценностях.

В то же время газеты обличали «примиренцев», видевших в религиозных праздниках лишь красивые обычаи, которые не мешают коммунистическому строительству…
Скоро будет рождество,
Гадкий праздник буржуазный…
Тот, кто ёлочку срубил,
Тот вредней врага раз в десять,
Ведь на каждом деревце
Можно белого повесить!
Такие стихи пролетарские поэты писали уже вскоре после революции, а с 1922 года началось изгнание Рождества Христова из России.

Примечательно, что под Рождество вышел первый номер газеты «Безбожник». Поскольку дни главных церковных праздников пока оставались нерабочими, были придуманы новые, «революционные праздники» — «комсомольское рождество» и «комсомольская пасха», имевшие целью «развить антирелигиозную пропаганду и отвлечь молодёжь и взрослое население от празднования в церкви».
Полураздетый и полуголодный комсомол был ударным отрядом компартии в антирелигиозной борьбе. Специальный циркуляр рекомендовал комсомольцам в рождественские дни повсеместно обходить дома с красной звездой и пением революционных песен, «славя Советскую власть по примеру того, как подростки славят рождество», и устраивать «красные ёлки», украшенные вместо фигурок ангелов и младенцев в колыбели пятиконечными звездами и гирляндами красных флажков.
Кое-где комсомольцы запланировали к Рождеству публичное сожжение деревянных моделей храмов всех религий. Пошли слухи, будто безбожники попытаются в этот день поджечь и действующие церкви, так что властям даже пришлось успокаивать верующих со страниц газет. Начинался комсомольский «штурм небес».

По городам готовились к проведению «комсомольского рождества» или «комсвяток». На поддержку мобилизовали безбожников-свердловцев и красную профессуру. К празднику была выпущена брошюра Ярославского «Как родятся боги». Мастерские Мейерхольда в срочном порядке работали над кощунственными спектаклями «Ночь под Рождество в комсомольском клубе» и «Непорочное зачатие».
Рабочей молодёжи показывали кино и читали доклады, разоблачавшие «экономические корни» и «языческое происхождение» Рождества Христова, чтобы доказать — в праздниках нет ничего святого. В Воронежской губернии, стремясь сделать материал доступнее для слушателей, лектор появился перед ними в одеянии «халдейского жреца» и организовал у православной церкви «жертвоприношение» и «языческую пляску».
Как писали газеты, «невиданное зрелище узрела богобоязненная московская обывательщина». По Петровке, Садовой и Тверской протянулся нескончаемый людской поток, а над ним колыхались тысячи флагов, картонных фигур, плакатов, гласивших: «Религия — опиум для народа», «Человек создал бога по образу своему». В грузовиках везли «низложенных богов»: седобородого «Бога-отца» в окружении «святых», жёлтого Будду, вавилонского Мардука.
Ряженые изображали раввинов, ксендзов, но больше всего, конечно, было «попов» с приделанными бородами и одетых в священнические облачения, конфискованные или попросту украденные из храмов. Они громко обещали верующим потусторонние блага, при этом алчно потирая ладони. Среди толпы с визгом бегали чёрно-красные «черти» в масках с рогами.

Красочные плакаты с надписью «1922 раза Богоматерь рождала Христа, а на 1923 раз родила Комсомол» изображали Богородицу, с ужасом взиравшую на младенца — тот держал в руке книгу «Исторический материализм», а голова его была увенчана красноармейским шлемом. Перед церквами карнавал делал остановки и «служил молебны», распевая «Монахини святые, все жиром налитые» и «У попа была собака».
«Комсомольский поп» зычно возглашал: «Радуйся, о Марксе, великий чудотворче». Богохульники, глумливо складывая руки и ругаясь, получали от него «благословение». На чёрном гробу с «мощами» восседал фальшивый «монах». Под звуки военных оркестров, смеха и залихватского пения «Ах вы, сени, мои сени» на площади Александровского вокзала были сожжены фигуры «представителей небес».
Не надо нам раввинов, не надо попов.
Бей буржуазию, дави кулаков...
Чем кадилами вить кольца,
богов небывших чествуя,
мы в рождестве комсомольца
повели безбожные шествия.

Практически по всем городам России комсомол «дал бой религии», проведя на Рождество массовые антирелигиозные демонстрации с ряжеными, факелами, оркестрами и пением революционных песен. Во многих местах церковные службы были перенесены или отменены из стремления избежать столкновений с безбожниками.
В Тамбове шествие молодёжи открывал грузовик с установленным на нём макетом колоколенки, раскачивавшей на языках колоколов чучела Деникина, Колчака, Пуанкаре, Керзона. Далее следовали, приплясывая под звуки оркестра, «попы», «раввины», «офицеры», «Антанта», «кулаки» и «нэпманы». Всенощная была сорвана в Козлове и Моршанске. В Борисоглебске, Кирсанове, Лебедяни под бой барабана и пение «Интернационала» комсомольцы сожгли фигуры, изображавшие Бога.
В Курске безбожный карнавал с песнями подошёл к монастырю, где устроил сожжение «богов всех времён и всех народов» с плясками у костра и прыжками через огонь. В Царицыне ряженые комсомольцы с факелами и звёздами, разыгрывая «Выезд богов», направились к действующим храмам, где продемонстрировали пантомиму «Освобождение истины». В Липецке поставили спектакль «Три Иисуса» и организовали лекцию, в которой высмеивали непорочное зачатие.
В Богородске состоялся политический суд над верующей молодёжью, в Гороховце — над игуменом. Завершался революционный праздник в клубах, называемых также «новыми церквами», где вокруг «комсомольской ёлки» отплясывали активисты в костюмах «волхвов», «буржуев» и прочих «святочных» персонажей.

Комитеты комсомола хвалились в своих отчётах, что «наделали громадный шум среди обывательщины». Народ при приближении карнавальных процессий, не желая смотреть на богохульства, отвратительные даже для неверующих, закрывал ворота и гасил огни в домах.
В Полтаве после антирелигиозного шествия комсомольцы отправились на окраины города, где требовали от жителей впустить их в свои квартиры для колядования, угрожая расправиться с «ослушниками советской власти», что привело к избиению безбожников возмущёнными рабочими. Антирелигиозная комиссия была обеспокоена «глухим раздражением в крестьянских массах, антисемитическими настроениями, возможным неурожаем, который мог бы быть использован, как результат безбожия».
Уличные шествия и карнавалы в период церковных праздников, осужденные Лениным как «вредное озорство», были запрещены директивами компартии, призвавшими агитаторов отказаться от «нарочито грубых приёмов, издевательства над предметами веры и культа». Отныне «комсомольскую пасху» и «комсомольское рождество» рекомендовалось сосредоточить в стенах клубов, предприятий и казарм в виде массовых вечеров с докладами и инсценировками.
Один из циркуляров указывал, что «антирелигиозная пропаганда должна вестись в форме разъяснений естественно-научных и политических, подрывающих веру в бога». Безбожные праздники разрешалось отмечать только в городах, но не в деревне, где комсомольцев прозвали «надругателями». «Штурм небес» сменился длительной осадой.
Антирождественская кампания в декабре 1924 года прошла под лозунгом организации ячеек Общества друзей газеты «Безбожник», весной выросшего во всероссийский Союз безбожников. Рождество они рассматривали не иначе, как «буржуазный пережиток».

Ленинградская «Красная газета» рапортовала: «В этом году заметно, что рождественские предрассудки почти прекратились. На базарах не видно ёлок — мало становится бессознательных людей!». На самом деле Питер был завален ёлками, привозимых голодными мужиками из пригородных деревень, но деревца прекратили разбирать: народ бедствовал, и покупали ёлки только маленькие, «пролетарские» — чтобы поставить на стол.
Маяковский писал:
Купишь ёлку, так и то нету, которая красива,
а оставшуюся после вычески лесных массивов.
Что за радость?
Гадость!
Почему я с ёлками пристал?
Мой ответ недолог:
нечего из-за сомнительного рождества Христа
миллионы истреблять рожденных ёлок.
После того, как Сталин на партсъезде 1927 года указал товарищам на недопустимое ослабление антирелигиозной борьбы, пропаганда безбожников обрушилась на тех, кто устраивал ёлку для детей.
«До сих пор вместе с кружением вокруг дерева родители стараются привить детям ростки религии, — писали тогда в журнале «Огонек». — Религиозные родители под видом «веселой ёлки» навязывают детям «боженьку» и другие небылицы вроде «рождественского деда». Большой вред приносит культ ёлки лесам. Давно уже следовало бы положить предел и мистическому вредному поклонению ёлке, и порче лесов. Мы надеемся, что агитация союза безбожников окончательно сломит бессмысленный обычай. Вместо того, чтобы ставить ёлку на крест, поставим крест на ёлку!»
Председатель Союза безбожников Ярославский настаивал на привлечении к антирелигиозной деятельности и детей. Особое внимание уделялось школам и пионеротрядам. Из дошкольных учреждений отчитывались, что переходят к «воспитанию активных безбожников». В детские сады приходили пионеры и разъясняли малышам, что «рабочие, крестьяне и их дети не должны праздновать Рождество и устраивать елку.

Коммунисты, комсомольцы, пионеры не празднуют этого праздника, а будут разъяснять и уговаривать всех, кто еще не знает, чтобы не праздновали буржуйских праздников». «Праздновать рождество — значит праздновать рабство с невежеством!», — заявляла «Комсомольская правда», и устами популярного у молодёжи поэта-футуриста Кирсанова провозглашала:
Ёлки сухая розга
Маячит в глазищи нам,
По шапке Деда Мороза,
Ангела — по зубам!
Но пока что ёлки ещё не удалось «выселить» даже из квартир многих партийных и комсомольских работников. Газета «Ленинский путь» резко критиковала их позицию в редакционной статье «Религия в быту коммунистов и комсомольцев» в феврале 1929 года:
«Наши ёлочные герои оправдываются ссылкой на то, что Ленин устраивал ёлки детям, и они хотели сделать радость детям. Надо помнить, что «всякому овощу своё время» и, что было терпимо в начале Советской власти, совершенно недопустимо на 12-м году Октябрьской революции. Почему же ёлкой предоставлять радость детям обязательно на рождество, когда ёлка носит характер религиозных обрядов, а почему ёлок не устраивать в дни Октябрьской революции, Парижской коммуны или падения самодержавия?»
Летом 1929 года Антирелигиозная комиссия при ЦК постановила начать решительное наступление на «церковников и сектантов» силами партийных, комсомольских, профсоюзных организаций и, конечно, Союза безбожников. Второй съезд безбожников переименовал свою полумиллионную организацию в Союз воинствующих безбожников, что должно было наглядно обозначить переход к более активным действиям.

Молодёжные издания вновь запестрели заголовками типа: «На штурм неба!», «Трудящиеся не нуждаются в христианском рождестве», «Пасха — праздник бывших людей», «Праздник нэпманов, кулаков и мещан» и т. п. Осенью того же года объявлялась «первая безбожная пятилетка», преследовавшая цель «полного обезбоживания страны» и «ликвидации всех остатков религиозного быта».
24 сентября 1929 года был издан декрет Совнаркома о переходе на советский календарь с пятидневной неделей, отменявший воскресные дни и все праздники кроме 7 ноября и 1 мая. «В Рождество не дадим ни одного прогула!» — так звучал лозунг тех дней.«Бесповоротная и полная ликвидация празднования «рождества», начатая в этом году, превращение его в рабочий день — одно из новых крупных завоеваний на пути перестройки рабочего быта на новых культурных и социалистических началах», — отмечала ленинградская «Красная газета».
В декабре советы запретили продажу ёлок и «ёлочной дребедени» «для использования в связи с религиозными обычаями и обрядностями». За исполнением наблюдала милиция, виновных в нарушении наказывали штрафами и принудительными работами.

В преддверии Рождества принимались решения о массовом закрытии и сносе храмов, изъятии церквей под клубы и школы. За неделю до праздника был взорван собор Чуда Михаила Архангела в Чудовом монастыре в Кремле. Трудовые коллективы заводов и фабрик, соревнуясь друг с другом, принимали решения о сдаче церковных колоколов на нужды промышленности.
По примеру Ленинграда повсюду появлялись «безбожные» цеха, подмосковный Подольск было предложено переименовать в город Безбожный. В сочельник в рабочих клубах устраивались антирелигиозные лотереи и конкурсы на «лучшего безбожника». Трудящихся, мужчин и женщин, принуждали подписывать формальные заявления об отступничестве от религии с хулой на Бога, под угрозой лишения их жилья, карточек на хлеб и одежду.
По своему размаху антирождество 1930 года не знало себе равных. К безбожному карнавалу, возрождённому после шести лет забытья, на предприятиях и в учреждениях готовились как к первомайской или октябрьской демонстрации.

Декабрьский «Антирелигиозник» рекомендовал изготовление антирождественских костюмов под названиями «ловец», «паразит», «святой мусор», «поповское орудие» и содержал обширные методические материалы для организации детского безбожного досуга.
Юным гражданам предлагались игры «безбожный поход», «поп бежит», «безбожный автомат», «антирелигиозный тир», где надо было бросать мячи в мишени, изображавшие священников и церкви. На нужды маскарада городские власти выделили из имущества закрытых храмов кресты и церковные облачения.
К рождественским дням были приурочены конкурсы на сдачу икон, церковных книг. К примеру, рабочие «Пролетарки» в Твери вынесли из своих общежитий и квартир для публичного уничтожения 1200 икон, шахтёры рудника «Красного Профинтерн» в Енакиеве собрали 870 икон.
В витринах магазинов были устроены антирелигиозные выставки, повсюду раздавали атеистические листовки и проходила запись в Союз воинствующих безбожников, втрое увеличившего свою численность. В города и деревни Подмосковья столичные безбожники заслали десятки агитбригад.
«Известия» писали: «1930 лет гуляет по белу свету несуразная рождественская сказка, состряпанная в угоду паразитам. Надеть ярмо рабочему на шею, ударить революцию крестом по голове — вот подлый классовый смысл рождественской легенды».

В Рождество по всем городам и многим деревням с небывалым масштабом прошли карнавальные «похороны религии». Колонны демонстрантов шествовали с красными знамёнами и антирелигиозными плакатами, на грузовиках везли ряженых в «попов» и «монахов» комсомольцев.
На площадях водрузили приготовленные для сожжения рождественские ёлки с развешенными на них куклами, изображавшими священников. Ораторы вдохновенно обличали на митингах «классовую сущность» религии, выкрикивая: «Все в Союз безбожников!», «Да здравствует Пятилетка!», «Церкви под школы!», «Колокола на тракторы!». Уже в сумерках начались танцы, запылали сложенные пирамидами тысячи икон, загорелись ёлки — символы «буржуазного праздника прошлого».
Массовое гуляние жителей Москвы в день Рождества из-за сильных морозов не состоялось и было перенесено на Крещение. К вечеру 19 января в Парке культуры и отдыха собралось около ста тысяч человек, там были отряды факельщиков, оркестры, плакаты и, конечно, грузовики с ряжеными комсомольцами.
Среди огромной толпы то там, то здесь стихийно вспыхивали костры из икон, церковных книг, карикатурных макетов, гробов религии. Корреспонденты восторженно описывали инсценировку, показанную недалеко от Парка культуры, на катке «Красные Хамовники»: «Боги и попы с церковными песнями бросились, махая крестами, на «пятилетку», появился отряд будённовцев и дал залп, от выстрелов загорелась церковь, церковь сгорает; этот пожар церкви был показан чрезвычайно эффектно».

В каждой школе и в детских садах висели плакаты с лозунгами вроде «Пахнущих ладаном ёлок не надо нам!», «Родители, не сбивайте нас с толку — не делайте Рождества и ёлку!».
На школьных «антирождественских вечерах» играли высмеивающие попов пьески и пели «безбожные» куплеты: «Динь-бом, динь-бом, больше в церковь не пойдём». Детские журналы взывали к юным читателям: «Теперь мы все должны бороться против ёлки!».
Так, «Юный натуралист» разместил на своих страницах статьи под названиями «Вред рождественской ёлки» и «Рождество Христово — поповская сказка», где призывалось «не тратить ни копейки на этот праздник», а «Чиж» опубликовал стишок обретающегося в детской литературе поэта-авангардиста Введенского «Не позволим», в котором были такие слова:
Только тот, кто друг попов,
Ёлку праздновать готов!
Мы с тобой — враги попам,
Рождества не надо нам.
Из года в год люди собирались на антирождественские митинги, завершавшиеся танцами и сожжением ёлки. В этом сожжении было что-то языческое, и его любили. Лишь в немногих семьях теперь осмеливались тайно ставить ёлку на Рождество, плотно занавешивая окна одеялами, чтобы не было видно с улицы.

Неся к себе запрещённое дерево, его распиливали на две-три части, которые прятали в мешок от комсомольских патрулей, а уже дома снова скрепляли вместе при помощи шины. Но и по домам ходили проверяющие, высматривая ёлки. Тем не менее, в антирелигиозной борьбе опять наметился спад, а работа Союза воинствующих безбожников, формально разросшегося до 6 миллионов членов, начала разваливаться, несмотря на громкие рапорты об успехах.

Но самый сокрушительный удар по празднованию Рождества был нанесён не запретительными мерами. За пару дней до нового, 1936 года, в газете «Правда» была опубликована заметка старого большевика Постышева под названием «Давайте организуем к Новому году детям хорошую ёлку!». В ней писалось:
«Какие-то, не иначе как «левые», загибщики ославили это детское развлечение как буржуазную затею. Следует этому неправильному осуждению ёлки, которая является прекрасным развлечением для детей, положить конец».

Павел Постышев, шарж Бориса Ефимова, 1935 год.
Инициатива Постышева была согласована лично со Сталиным, и в его заметке уже содержалось предписание местным советам устроить «хорошую советскую ёлку» во всех городах и колхозах, во всех школах, детских домах, дворцах пионеров, детских клубах, кино и театрах.
Счастью людей не было предела: в течение часа на Зацепском рынке Москвы раскупили 700 елок, на маленьком Тетеринском рынке — 400. Правда, наряжать было нечем, игрушки так быстро выдуть никто бы не успел. Но, голь на выдумку хитра! Гастроном № 1 ГУМа за два дня до праздника распродал годовой запас грецких орехов для елочных украшений…
Декрет Совнаркома вводил публичное официальное празднование Нового года, но не Рождества. При этом ёлочное веселье выпадало на время строгого поста у православных христиан. Поспешно разрабатывался советский новогодний ритуал, наполнивший иным смыслом былую рождественскую традицию. Ёлка из рождественской превратилась в новогоднюю.

Венчала её уже не восьмиконечная Вифлеемская звезда, а красная пятиконечная, а игрушки изображали не только зверей и птиц, но и «героев революции», а на шарах были помещены портреты Ленина, Сталина, Маркса и Энгельса.
26 февраля 1938 года за «непомерную жестокость» Постышев был исключен из членов ЦК ВКП(б), снят со всех постов и арестован, а ровно через год, 26 февраля 1939-го, расстрелян в Бутырской тюрьме.
Елку же никто казнить не собирался и в 1949 году 1 января стал нерабочим днем.
Попыток отменить ёлку больше не было, но про то, что она когда-то была не новогодней, а рождественской, стараются не вспоминать до сего времени…

Михаил Фомин