Советский день «Д», о котором Запад не помнит

Именно наступление Красной армии в Белоруссии летом 1944 года — еще один день «Д», о котором Запад часто забывает — помогло завершить войну и внесло изменения в карту Европы

В июне 1944 года было два дня «Д». Высадка союзных войск в Нормандии 6 июня, операция «Оверлорд», годовщину которой так трогательно отмечали две недели назад, стала частью британской национальной памяти. О другом дне «Д» ни в Европе, ни в США практически ничего неизвестно. Между тем, он сыграл не менее значительную роль в окончании Второй мировой войны. Кроме того, он ознаменовал собой зарождение Европы эпохи холодной войны.

Ночью с 21 на 22 июня 1944 года Красная армия начала свою наступательную операцию в Белоруссии, и это случилось ровно через три года после нападения Гитлера на Советский Союз. В 1941 году немцы застали советское руководство врасплох, окружив миллионы русских солдат и направившись прямиком к Москве и Ленинграду. В 1944 году ситуация коренным образом изменилась. Операция «Багратион», получившая свое название в честь маршала, сражавшегося с Наполеоном, нанесла удар по Вермахту без всякого предупреждения. За пять недель Красной армии удалось продвинуться на 720 километров, пройдя через Минск, добравшись до Варшавы и совершенно измотав гитлеровскую группу армий «Центр». Почти 20 немецких дивизий были полностью уничтожены, и еще 50 понесли тяжелые потери. Для немецкой армии это наступление стало еще большей катастрофой, чем Сталинград.

Колонна 9-й немецкой армии, разгромленная ударом с воздуха неподалеку от Бобруйска.

Этот оглушительный успех советской армии произошел в тот момент, когда союзные войска, участвовавшие в операции «Оверлорд», еще находились в Нормандии. Только в конце июля, когда операция «Багратион» уже исчерпала себя, армии Эйзенхауэра вырвались из окружения и двинулись через Францию к Парижу, который был освобожден 25 августа, и Брюсселю, который освободили 3 сентября. «Оверлорд» и «Багратион» нанесли мощный двойной удар, который уничтожил «Тысячелетний рейх». Наконец нацистская Германия была вынуждена вести войну на двух фронтах в северной Европе — этого страшного сценария Гитлеру удавалось избегать с 1939 года — и тогда немцы поняли, каким будет ее конец. Неслучайно 20 июля немецкие офицеры совершили покушение на фюрера в попытке положить конец войне, пока Германию окончательно не уничтожили.

Операция «Багратион» приблизила окончание войны и стала своего рода предзнаменованием будущих событий. Когда Красная армия подошла к Варшаве, польская армия восстала против жестокой оккупации нацистов. Советские войска были измотаны, поэтому они были не готовы к битве за крупный город, но отказ Сталина оказать пусть даже символическую поддержку полякам или позволить британским и американским грузовым самолетам воспользоваться контролируемыми советскими войсками аэродромами, стало весьма тревожным сигналом для его западных союзников.

Прежде большая часть территорий Польши относилась к Российской империи. В 1920 году большевики и поляки вели жестокую войну за границы Польши, недавно получившей независимость, в ходе которой польские войска ненадолго заняли Киев, но потом были снова отброшены к Варшаве. Спустя два десятилетия Сталин захотел, наконец, решить этот вопрос. В 1940 году он тайно уничтожил большую часть офицерского состава польской армии в Катыни, а четыре года спустя он с радостью наблюдал за тем, как немцы подавили восстание в Варшаве — назвав его антисоветских лидеров «кучкой преступников», затеявших ради захвата власти варшавскую авантюру — прежде чем спокойно захватить всю страну.

В начале сентября 1944 года, когда войска Эйзенхауэра продвигались по Нидерландам, казалось, что Вторая мировая война может закончиться уже к Рождеству. Однако союзные войска неожиданно не смогли пересечь Рейн, а наступление на западном фронте захлебнулось. В памяти британцев осень 1944 года осталась тесно связанной с понятием «мост слишком далеко» и городом Арнем, а, между тем, на восточном фронте Сталин продолжал совершать один прорыв за другим, и Красная армия прошла через Румынию и Болгарию в Югославию и Венгрию. Лидер, который менее года назад контролировал только две трети своей собственной страны, теперь установил свое господство на большей часть Восточной Европы.

В период холодной войны Запад часто называл Ялтинскую конференцию, состоявшуюся в феврале 1945 года, тем самым моментом, когда Рузвельт и Черчилль вручили Сталину половину Европы. В реальности в 1945 году никакого вручения не было: был захват территорий в 1944 году, который стал побочным продуктом разгрома немецкой армии. К моменту проведения Ялтинской конференции Советский Союз контролировал Польшу и большую часть Балкан. Как однажды признался Рузвельт в частной беседе, все, на что он и Черчилль могли надеяться, это «окультурить» сложившуюся ситуацию.

Не менее значимой, чем Ялтинская конференция, была встреча Сталина и Черчилля, которая состоялась четырьмя месяцами ранее. Хотя Черчилль был непримиримым противником того, что он однажды назвал «отвратительным кривлянием большевизма», он, как это ни парадоксально, верил во внутреннюю порядочность Сталина — это стало результатом двух встреч на высшем уровне в 1942 и 1943 годах.

Советский лидер, несмотря на свои резкие высказывания, казался ему непритязательным и деловым человеком, обладающим некоторым чувством юмора. «Если бы я мог обедать со Сталиным хотя бы раз в неделю, — сказал Черчилль в беседе с одним британским журналистом, — никаких проблем не возникло бы. Мы отлично ладим друг с другом».

С таким настроением в октябре 1944 года Черчилль вылетел в Москву, надеясь договориться о границах послевоенных Балкан, прежде чем Красная армия сожмет их в мертвой хватке. Результатом этой встречи стало печально известное «соглашение о процентах», заключенное со Сталиным в Кремле. Черчилль хотел сохранить влияние Британии в Греции и, возможно, в Югославии. Ему удалось сохранить за Британией Грецию, и позже он не раз говорил о том, что Сталин никогда не нарушал своего слова относительно Греции. Однако Черчилль добился этого, только согласившись на господство Советского Союза на большей части Балкан.

К моменту заключения этого соглашения о процентах — не говоря уже о Ялтинской конференции — дипломатия уже не имела практически никакого значения. Новая карта Европы была вычерчена не на конференции, а на поле боя. Именно поэтому нам нельзя забывать о еще одном дне «Д» в июне 1944 года. «Эта война не такая, как в прошлом, — сказал однажды Сталин одному югославскому коммунисту. — Кто оккупирует территорию, тот распространяет и свою социальную систему до тех пределов, до каких дойдет. Никак не иначе». Советская паранойя вокруг безопасности была вполне понятной, потому что в этой войне Советский Союз потерял 28 миллионов своих граждан. Однако их одержимость идеей буферной зоны в Восточной Европе стала причиной холодной войны. И риск потери этого защитного буфера до сих пор преследует путинскую Россию.

Дэвид Рейнольдз (David Reynolds)