Как советский притон загубил карьеру чиновников

Расхожая фраза «В СССР кекса нет» сегодня могла бы стать основой какого-нибудь мема, однако в далёкое уже советское время она ярко, но очень иронично отражала действительность. Об интимных отношениях говорить вслух было не принято, однако за фасадом нравственности и публичной строгости нередко скрывались истории, от которых даже у видавших виды партийных чиновников холодела спина.



Одно из таких происшествий всколыхнуло столицу в 1950-х и с лёгкой руки Никиты Хрущёва получило ироничное название «дело гладиаторов».

Крик о помощи

Никита Хрущёв.

История началась с письма, написанного от руки и отправленного не куда-нибудь, а прямо в ЦК КПСС. Его автором стала женщина, не нашедшая другого выхода, кроме как обратиться к самому Никите Хрущёву. В письме она без обиняков рассказала о том, как её восемнадцатилетняя дочь оказалась втянутой в странные и пугающие отношения с пожилым мужчиной, представившимся как Константин Кириллович Кривошеин — писатель, которого никто особенно не знал.

Поначалу всё выглядело невинно: встречи в кино, потом в ресторанах, немного позже — в его квартире. Девушка, по словам матери, забросила учёбу, перестала ночевать дома и долго не хотела рассказывать матери о том, что происходит в её жизни. Но в результате мать всё же вывела дочь на откровенный разговор и пришла в ужас от того, что ей удалось узнать. И женщина решительно отправилась в гости к загадочному писателю. Проведённого в его квартире получаса хватило, чтобы сложилось отчётливое впечатление — происходящее нельзя было назвать безобидным.


Балерины.

Мать не скрывала своего отвращения. Писатель, у которого едва ли было пара малоизвестных инсценировок, жил на широкую ногу: помимо просторной московской квартиры, имел и дачу в Валентиновке, куда тоже не раз наведывалась молодёжь. Девушка, ставшая участницей этой истории, рассказывала, что в квартире собирались не только случайные гости, но и люди, чьи имена знала вся страна.

Министр культуры Георгий Александров приезжал вместе с актрисой Ларионовой, академик Еголин появлялся с актрисой театра Вахтангова, некий профессор Петров — с молодой спутницей по имени Аня. Имен было названо немало, а фамилий — ещё больше, и все они звучали в контексте разгульных вечеров, льющегося рекой вина и фривольных разговоров.

Самое поразительное заключалось в том, что место это, как утверждала мать, имело репутацию давно сложившегося прибежища для уважаемых представителей научной и культурной элиты. По её словам, они регулярно посещали квартиру, будто бы заранее договариваясь и, скорее всего, не просто так, а с определённой выгодой для хозяина.

Ненаучная «диссертация»

Никита Хрущёв.

Хрущёв не оставил письмо без внимания. Он поручил тщательно проверить все изложенные факты секретарю ЦК по идеологии Поспелову и представителю Комитета партийного контроля Комарову. Вскоре началось расследование, и вскрывшиеся подробности удивили даже тех, кто успел повидать многое на своём веку.

Дача в Валентиновке и квартира в Москве служили прикрытием для настоящего «притона», как тогда писали в отчётах. Маститые мужчины приводили туда девушек — студенток балетных и театральных училищ, молодых и доверчивых, которым обещали карьерный рост, роли, протекцию. В этих стенах вершились далеко не литературные или театральные судьбы.

Среди постоянных гостей значились те, кто считался гордостью советской интеллигенции. Министр, академики, партийные чиновники, профессора — всех их объединяло одно: они были участниками того, что происходило в этих стенах за закрытыми дверями и наглухо задёрнутыми шторами. В кругу завсегдатаев даже существовала своя условная лексика, которую понимали без лишних пояснений. Так, словом «диссертация» называли девушек, которых приводили в дом, а выражение «защитить диссертацию» означало далеко не научную работу, а совращение студентки. Никто не говорил об этом открыто. Слухи, конечно, ходили, но до определённого момента никто не решался озвучить их официально.

Скандал в эшелонах власти

Никита Хрущёв.

Шумная история, вызвавшая немалый резонанс в партийных кругах, быстро обзавелась звучным и, на первый взгляд, странным названием — «дело гладиаторов». С настоящими бойцами, выходившими на арену древнеримских амфитеатров, эта компания, конечно, не имела ничего общего. Ни отваги, ни чести, ни борьбы до последнего дыхания в их поступках не наблюдалось.

Тем не менее, прозвище прижилось, и от него не смогли отмыться даже те, кто отчаянно пытался сохранить лицо. Появилось оно не случайно — возникло прямо во время судьбоносного заседания Московского горкома, куда прибыл сам Никита Сергеевич Хрущёв. Присутствие первого лица уже говорило о серьёзности происходящего, а фраза, произнесённая одним из фигурантов в попытке оправдаться, тут же стала крылатой и определила тон всей истории.

Первый секретарь не сдерживал эмоций, громко выговаривая тем, кто попал в список провинившихся. По сути, он просто орал, не стесняясь в выражениях. В какой-то момент, желая понять, как пожилой и уважаемый человек оказался замешан в столь сомнительных делах, он обратился к академику Александру Еголину. Тот, стараясь оправдаться, произнёс фразу, которая и стала основой для звучного прозвища: «Так я ничего… я только гладил…» Именно с этого момента участников скандала и стали называть «гладиаторами». Впрочем, говорят, будто это легенда, очень похожая на действительность.


Александр Еголин.

Заседание завершилось официальной резолюцией, в которой поведение высокопоставленных лиц было охарактеризовано как недостойное. Закрытым письмом, оформленным как предупреждение, текст разослали по всем партийным комитетам — начиная с областных и заканчивая городскими.

В этом документе было указано, что Константин Кривошеин в течение нескольких лет содержал квартиру и дачу, где происходили события, несовместимые с моральным обликом советского гражданина. Именно туда приглашались молодые девушки, которым обещали помощь с карьерой, доступ к влиятельным людям и связи в культурной среде. Там же регулярно бывали те, кого в прессе ещё недавно представляли образцами научного и партийного достоинства.

Министр культуры СССР Георгий Александров не просто посещал эти встречи, но и, как установили в ходе расследования, имел собственный ключ от московской квартиры Кривошеина. Свидания происходили при его непосредственном участии, а сам он, как признали проверяющие, всячески поддерживал организатора притона. Кроме него, постоянными гостями этого «клуба» стали профессор Еголин, профессор Петров и несколько других членов партии, которые приходили туда с одной целью — проводить время с молодыми женщинами. Ни один из упомянутых участников не стал отрицать свою причастность, что сделало ситуацию ещё более скандальной.

Последствия

Георгий Александров.

Самые известные из участников «дела гладиаторов» не остались на своих прежних местах. Георгий Александров, ранее считавшийся одним из главных культурных чиновников страны, был отправлен в Минск, где продолжил работу в другой сфере — занялся философией, вернувшись к марксистским трудам. Он был также отстранён от выполнения депутатских обязанностей. К слову, о своём поведении он искренне сожалел, даже написал «покаянное письмо» лично Хрущёву. В нём он обещал больше никогда не повторять подобного и дать ему возможность исправить единственную ошибку в жизни.

Академик Еголин, чьё имя до этого часто звучало на научных конференциях, внезапно исчез из публичного поля. Известно, что он служил старшим научным сотрудником в Институте русской литературы РАН и преподавал в МГПИ. После его смерти Корней Чуковский в своём дневнике называл Еголина «законченным негодяем, подхалимом и бездарным дураком».

Владимир Кружков, некогда уважаемый член-корреспондент Академии наук, оказался за Уралом, где возглавил провинциальную газету. Всё, что имелось у него в Москве, пришлось оставить. Через 6 лет он вернулся в Москву, на протяжении 12 лет возглавлял Институт истории искусств, а после ушёл в тень.


Владимир Кружков.

Сам Кривошеин, устроивший тот самый притон, понёс наказание, но не по той статье, по которой можно было бы предположить. Его осудили за спекуляцию и нелегальную торговлю антикварной живописью, каким-то образом ему удалось избежать обвинений, напрямую связанных с организацией «борделя для избранных». Приговор всё же был вынесен, и за решёткой он оказался, но официально — по экономической статье. Впрочем, это дело вовсе не было сфальсифицировано, Кривошеин на самом деле весьма неплохо зарабатывал на жизнь тем, что скупал картины, а затем продавал их партийным чиновникам, занимавшим высокие посты. Естественно, это были настоящие произведения искусства от великих мастеров.

Однако были и те фигуранты «дела гладиаторов», которые остались на своих местах. И тут же появились слухи о том, что показательно наказали лишь тех, кто считался сторонником Георгия Маленкова, председателя Совета Министров, снятого с должности в начале 1955 года. А вот те «гладиаторы», которые поддерживали самого Хрущёва, сумели сохранить и должности, и положение в обществе.

Сергей Кафтанов остался замминистра культуры СССР, Михаил Иовчук и вовсе вскоре стал ректором кузницы высших партийных кадров — Академии общественных наук при ЦК КПСС. Их даже не упомянули в том самом закрытом письме, разосланном по всем партийным комитетам.