Как Сталин поступил с генералом, обругавшего его матом

О военачальнике РККА Иосифе Апанасенко сейчас вспоминают редко, хотя даже его смерть заслуживает внимания – он был одним из 4 советских генералов армии, погибших на Великой Отечественной войне.



Наиболее известен эпизод карьеры Апанасенко, случившийся в 1941 году. Генерал, имевший репутацию «самодура», позволил себе грубую выходку по отношению к самому Иосифу Сталину.

Беседа в Кремле

В октябре 1941 года 51-летний командующий Дальневосточным фронтом Иосиф Апанасенко получил приглашение прибыть в Москву – на ковер к верховному главнокомандующему. Генерал не мог знать, что за несколько месяцев до этого Сталину принесли донос.
Первый секретарь Хабаровского крайкома партии Геннадий Борков пожаловался вождю на то, что Апанасенко не может найти общий язык с одним из членов Военного совета фронта, считая себя якобы полновластным «хозяином» Дальнего Востока. Также краевой руководитель обвинял командующего в «самовлюбленности, граничащей с самодурством», грубости и невыдержанности, приводил примеры злоупотреблений Апанасенко.
Получив такое послание, Сталин, вероятно, был настроен по отношению к генералу весьма настороженно, хотя и ответил Боркову, что «Апанасенко хороший вояка», превосходящий своих предшественников.



Разговор в Кремле получился сложным. Свидетелем беседы стал как раз Борков, прилетевший вместе с Апанасенко. Именно секретарю крайкома приписывается красочный рассказ об этой встрече, помещённый в книге Федора Моргуна «Задолго до салютов».
Основной темой беседы была переброска под Москву дальневосточных частей (которые вошли в историю как «сибирские дивизии»). Апанасенко не возражал против этого, однако когда речь зашла об отправке противотанковых пушек, генерал буквально подскочил со своего стула. При этом он отбросил в сторону стоявший перед ним стакан с чаем.



«Ты что? Ты что делаешь?! Мать твою так-перетак! А если японец нападёт, чем я буду защищать Дальний Восток? Этими лампасами?!» — закричал он Сталину. Отвечая за свои слова, Апанасенко готов был пойти под расстрел, о чем сразу и заявил.
В этот момент Борков, по его признанию, «обомлел» — он сразу представил, как его вместе с генералом увозят на Лубянку люди Берии. Между тем, Апанасенко можно было понять. Положение на Дальнем Востоке оставалось непростым. Хотя Япония подписала с СССР пакт о нейтралитете, на фоне немецкого наступления политика Страны восходящего солнца могла измениться в любой момент.
Апанасенко хорошо помнил бои на озере Хасан в 1938 году, когда потери Советского Союза оказались больше, чем у японцев, да и о полной победе над солдатами микадо говорить не приходилось. Вопреки ожиданиям, Сталин прислушался к словам своего тезки.



«Успокойся, успокойся, товарищ Апанасенко! Стоит ли так волноваться из-за этих пушек? Оставь их себе», — миролюбиво сказал «отец народов». Возможно, объяснение этого факта кроется не только в рациональности мнения генерала. Сталин сам зачастую грубо обращался с людьми и мог по психологическим причинам симпатизировать тем, кто вёл себя аналогичным образом.

Несостоявшийся маршал

Недовольные тяжелым стилем управления Апанасенко, дальневосточные чиновники, еще несколько лет строчили на него доносы. Среди обвинений было и откровенно нелепое – о том, что Апанасенко якобы планирует отделить Дальний Восток от СССР и сделаться «царём». Однако карьере руководителя это не помешало. Генерал проявил себя как энергичный организатор обороны. Поэтому он оставался на Дальнем Востоке до тех пор, пока не стало ясно, что нападение японцев исключено.
В 1943 году Сталин поручил ему новую задачу, уже на немецком фронте. «Скажи, кому я еще так доверял, как тебе? Ну, скажи! Не скажешь! Потому что никому», — заверил вождь Апанасенко перед назначением на запад (цитируется по книге Бориса Соколова «Тайны Второй мировой»). Так генерал вступил в последнюю должность – заместителя командующего Воронежским фронтом. Можно предположить, что его ждали погоны маршала и, возможно, высокие чины в Москве. Однако жизнь сталинского «фаворита» 5 августа 1943 года под Белгородом на Курской дуге оборвал осколок фашистской бомбы.