Как революция 1917 года сделала "хлебную сверхдержаву" промышленным гигантом

7 ноября в России и многих других странах мира отмечалось столетие Великой Октябрьской социалистической революции. Под шум о фильме «Матильда», среди документальных расследований про Парвуса и в разговорах о разносортных заговорах смысл праздника неминуемо ускользает от людей, а ведь если бы не этот «Красный день календаря», вероятно, никого из нас сегодняшних не было бы.
Ряд историков сегодня не только опровергают то, что революция была неизбежна, но в угоду конъюнктуре искажают реальность, представляя вместо истории начала века фильм-катастрофу: пришли кровавые большевики в рай земной и все поломали. Такая идеология поощряется на самом высоком уровне под эгидой движения «примирения». Властями формируется миф о прекрасной «России, которую мы потеряли» и с «большим трудом приобретаем обратно» после «святых» 90-х. Конечно, это упрощение, но тренды очевидны, кажется, всем.
В столетие революции хотелось бы вспомнить, какой именно была Российская Империя накануне памятных событий, и перестать выдавать желаемое за действительное. Никто не спорит, что любому государству нужно официальное прочтение прошедших событий – и Россия здесь не исключение, – но и Великая Октябрьская революция должна занимать свое почетное место.

Октябрь 1917 года

«Наступил октябрь, и с 6 до 25 октября фракцию большевиков возглавлял Троцкий. Эта фракция пришла на открытие предпарламента, где Троцкий выступил с речью, из которой было ясно, что поставлен курс на взятие власти, то есть на вооруженное восстание, – рассказывает о революции как историческом событии доктор исторических наук, автор цикла работ „Хроники революции“ Александр Пыжиков. – Про взятие власти он сказал очень четко. После чего фракция большевиков покинула заседание предпарламента, и этот предпарламент опять погрузился в вялотекущее умирание, которое уже не вызывало интереса ни у кого. Ленин и Троцкий – это были те движущие силы, которые взяли курс на вооруженное восстание, и их полностью поддержала молодежь во главе с Николаем Ивановичем Бухариным».
Среди большевиков были и те, кто считал опасным брать власть в одни руки, эту часть партии возглавляли Зиновьев, Каменев и Рыков. Но никто вне большевистской партии не собирался препятствовать вооруженному восстанию. Претенциозные февралисты и равнодушные наблюдатели давали большевикам от силы три-четыре месяца пребывания у руля государства. Все сомневались, что они смогут управлять страной, потому и препятствовать тому, чтобы они свернули себе шеи, никто не собирался. Конечно, уже советская пропаганда создавала необходимые для воспитания молодежи легенды о блистательном штурме Зимнего дворца, о торжестве справедливости.
Но на самом деле революция прошла настолько спокойно и бескровно, что большевики из скромности сначала называли ее «октябрьским переворотом». Уже много позже, когда стало ясно, что смена уклада повлекла за собой революционные преобразования в обществе, в государстве и даже во всем мире, пришло осознание, что переворот был «Великой Октябрьской социалистической революцией».
Как рассказывает историк Александр Пыжиков, противостоять Ленину никто не собирался, во время революции буржуазия сидела по кабакам и чего-то ждала. Народ же ждать устал.

«Не стали защищать монархию, а теперь не стали защищать и тех, кто сверг монархию. Никто уже 25 октября Временное правительство защищать не собирался. Мы знаем, что этот штурм Зимнего, который состоялся, очень отличался от тех же июльских событий по своему размаху. Вот июльские события были гораздо серьезнее в Петрограде – фактически весь город был охвачен беспорядками, крайне напряженная обстановка, стрельба беспорядочная – то здесь, то там убитые. 3-4 июля довольно напряженное было время, а когда шел штурм Зимнего – в городе работали рестораны и театры».

«Аграрная сверхдержава»

Среди первых декретов большевиков, пришедших к власти, был декрет о земле. Собственно, это обещали и февралисты, но обещаний не выполнили. Тут сразу и без околичностей был разрублен Гордиев узел помещичье-крестьянского конфликта, который начался задолго до 1861 года и только усилился с реформами царского правительства.
Дело в том, что «освобождение крестьян» дало выгоду, прежде всего, самим дворянам, как это ни парадоксально. Крестьян освободили и обязали помещика выделить надел земли для семьи «нового фермера» – но освобожденный крепостной не имел права отказаться от этой земли и уехать в город, например, он был обязан вести хозяйство как минимум еще девять лет! Свободному крестьянину навязывали кредит – он должен был либо платить барщину и оброк собственнику земель, либо выкупить свою «оседлость» у государя. Государство купило общинные земли у помещиков (единовременно дворяне получали 80% от стоимости) – наделы отдавались крестьянам с условием выплаты кредита за 49 лет (привет, ипотека), чтобы выплачивать кредит, крестьянин нанимался к тому же помещику или шел к «кулаку».
То есть, вроде бы, все поменялось, но осталось по-прежнему – крестьянин был вынужден работать там же и так же, как раньше, но уже был не «крепостным», а якобы «совершенно свободным» (без права уехать и без паспорта).
Кстати, еще одним плюсом для новых латифундистов было и то, что до реформы наши аристократы от земли успели заложить и перезаложить в банках имения и земли так, что если бы не подоспел 1861 год, то многие помещики просто разорились.

Таким образом, в результате реформ землевладельцы превратились в капиталистические «предприятия» для продажи хлеба за границу. Крупных «хлебных олигархов» было около 30 тыс. человек, и в их руках сосредоточилось 70 млн десятин земли, при стабильном росте цен на зерно для правящего класса положение дел стало очень выгодным. Эти «предприятия» поставляли 47% хлебного экспорта. Вот он – тот самый 1% (700 семей) элитариев, тесно связанных с двором, именно их жизнь и быт мы видим на больших экранах в фильмах про «Россию, которую мы потеряли», это их почему-то считают своими предками 99% детей пролетариев на просторах нашей постперестроечной страны.
Голодные бунты подавлялись, крестьян не выпускали из деревень, мужик зверел от голода, затем – от войны, так что искать заговоры «со стороны» в стихийной «крестьянской» революции значит не замечать очевидного.

А что мы потеряли?

Монархисты говорят, что надо было еще немного подождать, и жить стало бы гораздо лучше – ведь Российская Империя так бурно развивалась, особенно в промышленном плане.
Действительно, Россия пошла по пути стран развитого капитализма, промышленное производство росло, но даже спустя полвека с начала реформ 1861 года на огромную страну приходилось только 4,4% мирового промышленного производства. Для сравнения – США давали 35,8% (Олег Арин, «Правда и вымыслы о царской России»). 80% от населения в начале промышленного 20 века в Российской Империи составляли крестьяне. Деревня занималась тяжелым ручным трудом – как и 100 лет назад, а всего 12,6% населения были горожанами – этого никак не достаточно для индустриализации. Средний класс отсутствовал, а буржуазия не являлась самостоятельной политической силой. Да, появлялись фабрики и заводы – хоть немного, но они были. Здесь вопрос в другом – кому они принадлежали? Уж никак не русскому народу. И даже не царю-батюшке. В основном промышленность являлась собственностью иностранцев.
«Несмотря на довольно высокие темпы экономического роста, экономика России представляла собой уродливое детище совершенно разных экономических укладов – от патриархального до феодального и буржуазного. И при этом, например, иностранный капитал главенствовал в таких передовых на тот момент отраслях промышленности, как нефтянка, железодобыча, угледобыча, выплавка стали и чугуна, – говорит историк Евгений Спицын. – Банковский сектор Российской Империи во многом держался на иностранных кредитах и из крупнейших банков России только один Волго-Вятский можно было с полным основанием называть русским банком. А в таких гигантах, как Петербургский международный банк, Русско-китайский банк, Азовско-Донской банк, значительная часть капиталов и активов принадлежала нашим иностранным „партнерам“.

Какая же это „индустриализация“?

В современном мифотворчестве о дореволюционной России силен мотив „При Николае II началась индустриализация“. Интересно, что и слова такого в царской России не знали (оно появилось только в спорах на съездах партии большевиков в конце 20-х годов). Но, тем не менее, о необходимости форсированного промышленного развития говорили еще и при царе, первые фабрики и заводы появились тоже в это время. Но можно ли говорить об индустриализации нашего государства, если большая часть промышленного капитала была иностранной?
В 1912 году такая популярная и важная отрасль, как текстильная промышленность, принадлежала немцам наполовину. Хуже дело было в металлургии и машиностроении, отраслях, которые традиционно считаются основой для индустриализации – промышленные отрасли принадлежали немцам на 71,8% (примечательно – и это накануне войны с Германией?!), на 12,6% – французам, на 7,4% – бельгийскому капиталу. Российская буржуазия располагала только 8,2% отрасли (»Революция, которая спасла Россию", Рустем Вахитов). Так обстояло дело с индустриализацией – да, она была, но не в Российской Империи.
«Да, были отрасли, на 90% принадлежащие иностранному капиталу. Если в вашу квартиру принесли чужую мебель – она от этого вашей не станет. Например, в целом ряде нынешних развивающихся стран тоже построены заводы – но они принадлежат транснациональным корпорациям», – комментирует историк и публицист Андрей Фурсов.
Кстати, та же ситуация была в сфере финансов – одна треть всех коммерческих банков в России были иностранными. Стоит отметить, что иностранцы не были заинтересованы в квалифицированных кадрах – они привозили своих специалистов для управления, а российских крестьян, которые выезжали на заработки в город, использовали для тяжелой и простой работы, не заботясь ни о здравоохранении, ни об условиях труда, ни о повышении квалификации (платили и то через раз).

«Не доедим, но вывезем!»

Что касается высоких показателей экспорта, которыми сегодня бравируют монархисты, считая, что страна, вывозившая столько-то зерна, не может считаться бедной – то стоит отметить, да, экспорт зерна и правда был большой. Россия вывозила хлеб, которого часто не хватало самим крестьянам, а взамен ввозила машины и промышленные товары. Сложно назвать это индустриализацией. Хорошо развивались только железные дороги, и это понятно – страна торговала, нужно было доставлять зерно европейцам.
Данные по экспорту, действительно, достойны восхищения – в 1900 году было вывезено 418,8 млн пудов, в 1913 уже 647,8 млн пудов (Покровский, «Внешняя торговля и внешняя торговая политика России»). Но только в какой момент с такими темпами вывоза сырья Российская Империя вдруг стала страной «развитого капитализма»?
Нет, это больше тянет на сырьевое государство, придаток к развитым странам или, как иронизируют историки, Российская Империя была «хлебной сверхдержавой».

Если говорить об успехах, то Российская Империя очень успешно вписалась в систему мирового капитализма на правах источника дешевых ресурсов. Сегодня нам рассказывают, что Россия была мировым лидером по экспорту зерна – да, это так. Но при этом в России была самая низкая урожайность!
«В 1913 году Россия поставляет на мировой рынок 22,1% зерна, тогда как Аргентина 21,3%, США 12,5%, Канада 9,58%, Голландия 8,74%, Румыния 6,62%, Индия 5,62%, Германия 5,22%, – пишет Юрий Бахарев в книге „О производстве зерна в царской России“. – И это притом, что урожайность зерновых в 1908-1912 годах в России на круг была 8 центнеров с гектара, а во Франции и США – 12,4, в Англии – 20, в Голландии – 22. В 1913 году в России было собрано 30,3 пуда зерна на душу населения. В США – 64,3 пуда, в Аргентине – 87,4 пуда, в Канаде – 121 пуд».
Историки называют примитивность технологий сельского хозяйства и объективные географические условия причинами таких показателей. Но вот в чем причина того, что царское правительство продолжало экспортировать в страны Запада хлеб, который был нужен собственным крестьянам – загадка. Хотя… не такая уж сложная – пшеница и ячмень из деревни превращались в золото, деньги и акции для помещиков, банкиров и высшей аристократии. Элита должна была жить не менее хорошо, чем западная, и на дорогие удовольствия, предметы роскоши шло около половины прибыли за экспорт.
Историк Сергей Нефедов в работе «О причинах русской революции» пишет, что в 1907 году доход от продажи хлеба составил 431 млн руб. На предметы роскоши было истрачено 180 млн руб, 140 млн руб. русские дворяне оставили на зарубежных курортах. Ну, а модернизация промышленности (та самая якобы индустриализация) получила только 58 млн руб. (Рустем Вахитов «Революция, которая спасла Россию»). Не забываем о том, что каждые два-три года в аграрной стране вспыхивали очаги голода (из-за неурожайности, например), но правительство продолжало везти вагоны с зерном по прекрасным железным дорогам за границу.
При Вышнеградском, авторе бессмертной фразы «Не доедим, но вывезем», экспорт хлеба увеличился в два раза. Если уже тогда говорили о необходимости индустриализации – почему продолжали кормить элиту за счет вывозимого хлеба? Какая часть от богатства земли шла на промышленность, развитие, школы? Становится ясно – необходимые преобразования в экономике и промышленности были просто невозможны без смены уклада. Без «смены энергий».

Смена энергий

«Царское правительство не могло решить аграрную проблему, оно не могло разрубить узел противоречий между дворянством и буржуазией, и экономические проблемы России в начале 20 века экономическим путем не решались. Они могли решиться только социальным путем. То есть путем социального переустройства, – говорит историк и публицист Андрей Фурсов. – Для России была уготована судьба полуколонии Запада. Кстати, это хорошо понимали не только левые мыслители, но и мыслители противоположенного лагеря, например, Николай Осипович Меньшиков, который писал, что если не произойдет в России какой-либо „смены энергий“ – он не мог написать „революция“ в тех условиях, он писал „социальные энергии“, но под этим имел в виду революцию, – то России уготована судьба колонии Запада».
Эксперты уверены, что современники должны признать заслуги социалистической революции и отдать должное Ленину как исторической фигуре, объективно анализировать тот период, а не демонизировать его. Англичане, французы и американцы признают свои революции и гражданские войны важными вехами в истории, несмотря на оставшиеся в обществе противоречия – некоторым во Франции претит якобинский террор, а многие американцы возмущаются, что сам Линкольн был рабовладельцем, есть и англичане, тотально недовольные Кромвелем. Но никто в мире не опускается до очернения собственной истории, тем более, когда поводов для гордости больше, чем причин для огорчения.
«В очень тяжелых условиях, которые были в нашем государстве после Октября 1917 года, Советский Союз продемонстрировал не только свою уникальность, но и высочайшую эффективность. Принципы, на основе которых функционировала система государственного управления, сферы экономики, безопасности и даже культуры – кардинально отличались от зарубежных аналогов, – говорит заместитель директора Института стратегических исследований и прогнозов РУДН Никита Данюк. – Отсталая и полуразрушенная страна, ослабленная после Первой мировой, кровопролитной Гражданской войны, за короткий срок превратилась в мощнейшую державу, которая стала диктовать свои условия на международной арене, создав эффективную и привлекательную альтернативу развития государства и общества. Без Великой Октябрьской социалистической революции не было бы Победы в Великой Отечественной войне».

Развитие российского государства застопорилось на этапе «аграрной сверхдержавы», империя в плену собственных элитариев ставила крест на развитии промышленности. Без революции и декрета «о земле» страна не могла существовать далее в мире, где другие государства перешли на новый технологический уровень.
«Есть известное выражение Сталина о том, что мы отстали от передовых стран на 50-100 лет, и либо мы пробежим это расстояние за 10 лет, либо нас сомнут. Коренное изменение социально-экономической системы – результат Октябрьской революции. Тогда возникла возможность для нашего народа сократить это 50-летнее отставание. Это фундаментальный, наиболее ощутимый результат Октябрьской революции», – говорит доктор исторических наук, экс-депутат Госдумы Вячеслав Тетекин.
Не «кровавые большевики» разрушили страну – к началу 20 века Россия подошла уже расколотой, существовало две «нации»: правящий слой с одной стороны и 80% подчиненного народа – с другой. Две эти «нации» даже говорили на разных языках и будто бы жили в разное время, так отстала русская деревня от мира в 20 веке. Более того, некоторые историки называют эти 80% крестьян – внутренней колонией Российской Империи, за счет которой аристократия могла поддерживать вызывающе высокий уровень жизни.
Революция как кардинальное изменение социально-экономического и политического уклада стала разрешением конфликта. Волну социального недовольства чувствовали. Февралисты пытались ее сгладить, а Ленин решил возглавить. Царь отрекся – так пало самодержавно-дворянское правительство. Буржуазное правительство после Февраля не в силах было удержать страну в единстве, начался «парад суверенитетов», хаос, развал государства. И только тогда на сцене появилась сначала малочисленная, но быстро растущая «есть такая партия». Да, в 1917 году смены уклада еще не произошло, напоминает историк Андрей Фурсов. И после относительно спокойного взятия власти впереди у большевиков был период Гражданской войны – защита революции и борьба с интервентами (которые во многом и спровоцировали Гражданскую войну). Затем последовал период НЭПа.
«Только с конца 20-х годов началась, действительно, социалистическая реконструкция общества. Кроме того, в течение десяти лет после Октябрьской революции шла борьба между левыми-глобалистами, которые затевали революцию в России для того, чтобы она стала запалом мировой революции, и теми в руководстве большевиков, людьми типа Сталина, кто исходил из необходимости строить социализм в одной отдельно взятой стране, – рассказывает Андрей Фурсов. – Вот когда эти силы победили к концу 20-х годов, то действительно началась социалистическая перестройка общества. В результате возникло общество системного антикапитализма – Советская система, которая решила те проблемы, которые в течение столетий не могло решить самодержавие. И люди, которые пришли „снизу“, стали гениальными конструкторами, военачальниками, учеными. Результатом вот этого переустройства, прологом которому была Великая Октябрьская социалистическая революция, и стало советское общество. Единственное в истории общество, построенное на идеалах социальной справедливости».Автор: Елена Кирякова