Ветчина за бриллианты

Мало осталось людей, которые помнят то время. Да и слово, связанное с ним – «торгсин» — сегодня кажется непривычным и странным. А тогда оно стремительно ворвалось в жизнь многих советских семей и стало прообразом легендарных «Березок»…

Сдав валюту, золото, прочие драгоценности и произведения искусства люди получили возможность приобрести так называемые боны. И уже на них купить различные дефицитные товары. Что же касается заморского люда, то он расплачивался валютой. От того и всю систему назвали – Торговлей с иностранцами: сокращенно: «торгсин». Отголосок времени – в популярной тогда пародии на стихи Пушкина:
У Лукоморья дуб срубили,
Златую цепь в «торгсин» снесли,
Кота в котлеты изрубили…
Русалку паспорта лишили,
Сослали лешего в Нарым...
Появление «торгсинов» вызвало невиданный ажиотаж. Правда, поначалу магазинами пользовались только иностранцы. Но осенью 1931 года доступ к ним получили и советские граждане. За стеклянными дверями изнуренных вечным дефицитом покупателей ожидало забытое со времен «проклятого» царизма – зрелище: сверкающие зеркала в светлых и чистых залах, изобильные прилавки, за которыми хозяйничали услужливые продавцы.
«Неужто старые времена вернулись? – изумленно перешептывались дамы в вытертых шляпках и мужчины в пенсне, в облике которых угадывались «бывшие». Пролетариат презрительно взирал на эту роскошь, брезгливо втягивал в себя запах дорогого парфюма, однако плевать на пол и материться не решался.
Зачем это было нужно? Истощенная советская экономика нуждалась в притоке валюты. Для того, чтобы нарастить индустриальные и военные мускулы — для покупки станков, машин, турбин, механизмов, чтобы погнать вперед время и приблизить миг всенародного счастья. В те годы за рубеж гнали все, что представляло хоть какую-то ценность. Увы, было безвозвратно потеряно и то, что вообще цены не имело.

В то время не существовало понятия «национальное достояние». Все, что интересовало зарубежных покупателей – от полотен старых русских мастеров до редчайших образцов посуды, сотворенной руками уникальных мастеров, мехов, утвари и великолепных ювелирных изделий – становилось предметом продажи. Причем, с вывозом из СССР драгоценностей и антиквариата, приобретенных в «торгсинах», у иностранцам проблем не было, делали они это беспрепятственно.
Представители «торгсина», с удивительным наименованием «шипчандлеры», брали «на абордаж» зарубежные суда, приходившие в порт, договаривались с капитаном о прикреплении корабля к определенной торговой точке. За активную агитационную работу среди личного состава шипчандлеру выплачивалась премия: чем больше народу он соблазнил, тем большая сумма ему причиталась. Получалось, что иностранцы, даже не сочувствующие коммунистам, активно работали на советскую власть.
Гости имели право не только на покупку различных товаров, но и могли от души «расслабиться».
СССР, который для своих граждан пропагандировал строгий аскетизм и высокую нравственность, иностранцам гарантировал широкую программу развлечений: бары, кафе, рестораны с широким выбором спиртных напитков и даже любовные утехи.
Порой «ангажировать» женщину на ночь можно было за килограмм сахара, стоившего несколько копеек золотом. Некий итальянец Коли вспоминал, что в торгсиновском ресторане в Одессе проститутки танцуют на столах, «как в настоящем публичном доме в буржуазных странах».
Некоторые гости, впрочем, возмущались такими нравами. Вот свидетельство одного из иностранных моряков:
«Я знаю, что главной функцией Торгсина является сбор валюты для выполнения пятилетнего плана. Вольность операций Торгсина дает, однако, впечатление первоклассного публичного дома в капиталистических странах. Когда шипчандлер первый раз пришел на наш пароход, он сказал морякам, что девочки в кафе ожидают их. Товарищи, я считаю, что это возмутительно…»

«В Торгсине нет в продаже ни одной открытки, ни одной карточки с изображением социалистического строительства, — возмущался другой иностранец, — хотя есть возможность популяризировать советскую индустриализацию и развитие рабочего государства». Забавно, что иностранные коммунисты и члены их профсоюзов жаловались на то, что, побывав в «торгсинах», моряки плохо потом поддавались политической агитации.
«Сигналы» с мест дошли до Кремля и, в конце концов, специальным предписанием в 1933 году увеселительные заведения при портовых магазинах системы были ликвидированы.
Откуда, спросите, брался товар в нищей стране? Его сдавали обычные советские граждане – одни из желания приобрести дефицитные продукты, другие — потому что фамильные драгоценности или припрятанные на «черный день» кольца и браслеты могли спасти от болезни или недоедания. Ведь тогда существовала карточная система, которая вынуждала людей туго затянуть пояса.
Кстати, расцвет «торгсинов» пришелся на 1933 год – страшное время Голодомора. Народ покупал в основном крупы, муку, отруби, что элементарно помогало ему выжить.
А сдавали настоящие сокровища — то, что потом пополняло фонды иностранных музеев или всплывало на крупнейших международных аукционах, вроде Сотби. Многие из заезжих путешественников сколотили на этом целые состояния. К их числу относился и «большой друг» Советского Союза, друживший со всеми советскими лидерами от Ленина до Горбачева или, как его еще называли «товарищ миллиардер» — Арманд Хаммер, оптом и в розницу скупавший предметы старины, ценнейшие картины и скульптуры.

Впрочем, далеко не весь антиквариат шел в «торгсины» из частных коллекций. Он попадал туда и вполне официально — из государственных хранилищ и музеев, причем самых известных и богатых.
Так или иначе, в «торгсины» попало великое множество ценностей и драгоценностей. По некоторым данным, за весь период существования торговли с иностранцами, граждане СССР сдали государству 100 (!) тонн чистого золота. Для сравнения: в те же годы вклад гулаговского «Дальстроя» составил всего лишь немногим более 20 тонн этого драгметалла.
И вообще не иностранцы, как утверждала вывеска «торгсин», а советские граждане, жертвовавшие своими сбережения, были главными клиентами торговой системы. Это был особый, изощренный вид экспроприации, когда жертва сама, без криков о помощи и стенаний отдавала последнее. Сотрудники ОГПУ просто отдыхали.
Как выглядели «торгсины»? Пожалуй, самое красочное их описание принадлежит Михаилу Булгакову. «Сотни штук ситцу богатейших расцветок виднелись в полочных клетках, — писал он в романе «Мастер и Маргарита» — За ними громоздились миткали и шифоны и сукна фабричные. В перспективу уходили целые штабеля коробок с обувью, и несколько гражданок сидели на низеньких стульчиках, имея правую ногу в старой, потрепанной туфле, а левую — в новой сверкающей лодочке… Где-то в глубине за углом пели и играли патефоны».
«Торгсинов» в Москве было немало, особенно в центре. Работал магазин на углу Петровки и Кузнецкого моста. Был «торгсин» на Смоленской площади, где сегодня располагается «Седьмой континент» — как и много лет назад, здесь делают закупки люди, не стесненные в средствах.

Завсегдатаями «торгсинов» были весьма колоритные типы. Предлагаемую читателю картинку нарисовал все тот же Булгаков:
«Низенький, совершенно квадратный человек, бритый до синевы, в роговых очках, в новешенькой шляпе… в сиреневом пальто и лайковых рыжих перчатках стоял у прилавка и что-то повелительно мычал. Продавец в чистом белом халате и синей шапочке обслуживал сиреневого клиента. Острейшим ножом… он снимал с жирной плачущей розовой лососины ее похожую на змеиную с серебристым отливом шкуру».
Но такую идиллию можно было наблюдать лишь в столице. Периферийные «торгсины» переняли все отвратительные нравы советской торговли: грубость и обман продавцов, грязь в хранилищах товаров и беспорядки в торговом зале.
Помещение заполняли громадные очереди, в которых то и дело возникали скандалы, а то и потасовки. К тому же, чтобы получить необходимый товар, скажем, муку и крупу, приходилось «брать нагрузку»: например, галоши или селедку. Заявки провинциальных «торгсинов» часто выполнялись «наоборот» — заказ на одни товары оборачивался привозом других, часто не популярных.

Глава Иваново-Вознесенской конторы Госбанка писал в Москву, насколько жутко выглядит в их промышленном центре магазин «торгсина», зияющий пустыми витринами.
С середины тридцатых годов, после того, как в Советском Союзе стала улучшаться ситуация с продовольствием, система погрузилась в кризис. Продукты, в том числе деликатесы, появились в открытой продаже, и у людей отпала необходимость жертвовать сокровенным. Последним ударом по «торгсинам» стала отмена в 1935 году продовольственных карточек,
К тому же у людей почти не осталось драгоценностей. Те же, кто сумел без потерь пережить тяжелое время, уже не думали расставаться с нажитым добром. За несколько месяцев система окончательно «сдулась». Но до сих пор пожилые люди со слезами на глазах вспоминают о том, куда девались фамильные ценности их семьи.
Есть во всей этой истории один главный вопрос, на который, впрочем, вряд ли когда-нибудь будет получен ответ: на что пошли деньги, вырученные в «торгсинах»? Одни историки считают, все эти средства – всего 287 золотых миллионов рублей — государство истратило на строительство гигантов промышленности: Горьковский автозавод, Московский завод имени Сталина, Днепрогэс и Харьковский и Сталинградский тракторные заводы, Магнитогорский металлургический комбинат.
Однако можно услышать и иное мнение: мол, средства советских граждан, исчезнувшие в недрах «торгсина», уплыли в зарубежные банки. И стали основой золотого фонда Компартии.
След же от «торгсинов» не потерялся в историческом сумраке. Сеть магазинов «Березка», существовавшая с середины шестидесятых по конец восьмидесятых годов прошлого века, вполне может считаться последовательницей «торгсинов».

Чтобы купить книжный, продуктовый и прочий дефицит, который невозможно было разыскать днем с огнем в обычных торговых предприятиях, следовало иметь сертификаты, а потом чеки. А их можно было приобрести за валюту, естественно, только иностранцам. Ну а граждане СССР могли их заработать, трудясь за рубежом.
В «Березках» обычно дежурили суровые товарищи из пресловутых «органов» и пристально оглядывали покупателей. Они могли подойти к человеку и поинтересоваться, откуда, мол, у вас чеки? Если ответ был невразумительным, товарищи строго говорили: «Пройдемте с нами, разберемся».
Но это сюжет уже совсем для другого рассказа…