Т-34-85, подожженный панцерфаустом, и замечательные очки, спасшие мехвода
«Машина пламенем объята, вот-вот рванет боекомплект» — кому в России не приходилось слышать эти строки из песни о погибших танкистах? Но ведь не все же погибали в горящих танках.
Как вспоминали о своем спасении из объятой пламенем машины те, кому посчастливилось успеть ее покинуть, кому хватало на это сил и отпущенных судьбой секунд?
Слоеный пирог в предместье Данцига
Механик – водитель «тридцатьчетверки» Болеслав Агальцов – один из таких людей. Вот как он описал роковой для своей машины бой:
«В ночь на 26 марта 1945-го года я горел в танке. Получилось так. Мы получили приказ ночью выдвинуться в сторону противника. 25 марта 1945-го года первая рота 3-го батальона пошла впереди колонны, мой танк шел третьим в первом взводе. Мы вошли в боевое соприкосновение с противником в поселке Олива, предместье Данцига. Вместе с нами атаковала пехота из МБА – моторизированного батальона автоматчиков. Они заняли две стороны улицы, мы должны были прорваться через баррикаду, а нас предупредила разведка, что впереди первая траншея боевой позиции, надо быть там осторожными. Я веду машину, впереди ярко высветился участок обороны противника, потому что американцы повесили свои «люстры». Увидели танк «Тигр», который стоял своим хоботом по направлению к нам. Когда поближе подошли, то сразу зарядили болванку. Я говорю командиру: «Он мертвый». Дело в том, что когда у немцев перегорает проводка в танке, то ствол пушки опускается к земле. И он явно был уже подбит. Решили его проехать, я протащил танк дальше. В это время впереди раздался сильнейший взрыв, мы остановились и начали выяснять, в чем дело. Остановил Т-34-85, и жду приказ командира машины, а кругом такая обстановка, что бегут немцы, и практически получился слоеный пирог – немцы отступают, наш танк между ними, откуда-то справа наши десантники палят. Немцы отстреливаются. Мешанина полная».
«Танковый кулак» для танка — самая пакостная штука
В боях на территории Германии возросли потери советских танкистов от огня немецких противотанковых гранатометов. Фаустпатрон (нем. Faustpatrone, от Faust — «кулак», и Patrone — «патрон»), панцерфауст (нем. Panzerfaust, «танковый кулак») — знаменитое противотанковое оружие немецкого пехотинца. Жертвой «танкового кулака» и стала машина Агальцова: «Пока мы приходили в себя и выясняли обстановку, в это время наш танк получил мощнейший удар и раздался взрыв – как мы потом поняли, в нас выстрелили из панцерфауста, для танка — самая пакостная штука. Попал он в трансмиссию, после взрыва перегородка, отделяющая боевое отделение от мотора, вылетела, и на нас хлынул поток большой температуры, который развивается при выстреле из панцерфауста. Стало горячо, как будто на поверхности солнца. У нас в баках было танковое топливо газойль марки «Э», оно полыхнуло и все это дело хлынуло внутрь. К счастью, мой люк был полуоткрыт, потому что через триплексы смотреть невозможно ночью, механик-водитель как слепой, поэтому я поднял люк и поставил его на стопор, так что у меня имелась небольшая щель. Спасло то, что эта щель дала возможность пламени выброситься наружу, иначе бы я мгновенно сгорел в танке. Верхние люки были также открыты. Я не выдержал, сразу же кинулся наверх, мне было удобнее всего выскакивать через люк заряжающего. Все это мгновенно произошло, за какие-то секунды, внутри было невозможно находиться».
Головой выколотил Витю через люк
Как полезен бывает случайный трофей, от которого может зависеть выживание в бою. Убедиться в этом мехводу Агальцову довелось после того, как загорелась его машина: «Спасли меня трофейные немецкие цейссовские очки – во время марша по Польше мы остановились у сбитого вражеского самолета, подошли и поинтересовались, как там экипаж. Рядом валялись тела летчиков, я подошел к одному, тронул плечо, и он как желе начал колыхаться – сгорел. Меня же заинтересовали его летные очки. В бою все время боялся, что мне глаза выжжет. Так что постоянно носил их, они из плексосплава, замечательные очки. Тогда же наводчик Витя Рогулин, он был маленький и щупленький, но в ватнике, поэтому застрял в люке. Я его головой ударил снизу, но он только ногами заболтал. А на днище лежали ящики, по приказу Сталина мы брали с собой боеприпасы сверх боевой укладки, я на них встал и. Дальше очумевшего от гари заряжающего туда же вытянул, потом уже выскочил сам. Командир танка раньше выскочил.
Прыгнули мы в сторону и сразу же попали в вырытый неподалеку немецкий окоп. В танке горит все, уже начали трещать патроны. Немцы бегут мимо нас, прыгают через окоп. Я был вооружен пистолетом. Мне по должности был положен револьвер Наган, но я нашел себе ТТ, и еще дополнительно у меня имелся трофейный немецкий Парабеллум. А окоп был вырыт полного профиля, я несколько раз нажимал на курок – ничего не получается, потом глянул, «люстры» висели и было хорошо видно, оказалось, что боек выскочил, поэтому я не мог стрелять. Остальные члены экипажа в шоке сидели рядом со мной».
Здесь надо уточнить – выбраться успел весь экипаж. Ранее Агальцов писал: «В мой экипаж входили: младший лейтенант Евгений Полковников, он был командиром машины, заряжающий рядовой Поплавский, наводчик Виктор Рогулин, а вот стрелка-радиста у нас не было, так как машина являлась линейной».
Ссылка на открытые люки, спасшие танкистов, довольно часто встречается в воспоминаниях. Но при этом возникал риск стать жертвой осколка или пули…
А трофейные летные очки нечасто доставались танкистам. Действительно они спасли механику — водителю глаза или он себя в этом просто уверил? Кто может ответить на этот вопрос? Почему он поднялся и пошел к танку?
Но выбраться из танка — еще полдела, экипажу предстояло выжить в продолжающемся бою и спасать своего искалеченного командира:
«Потом командир машины крикнул: «Агальцов, я бегу посмотреть танк!» А там уже вовсю трещат патроны, сейчас будет взрыв. Но все равно он выскочил, я следом за ним только начал подниматься из окопа, как в это время произошел взрыв – взорвалась боевая укладка. Грохот был такой, что его услышали те, кто находился на наших старых позициях за несколько километров. Я подбежал к телу командира, при взрыве башня от танка отлетела в его сторону, и думал, что младший лейтенант Евгений Полковников мертв. Почему он поднялся и пошел к танку? После каждого боя приходили специалисты и устанавливали причину, почему танк взорвался. Стоил ведь дорого. Подскочил к нему, все ярко, все высвечено, я не вооружен, немцы рядом бегут. Делал молниеносно, схватил командира за рукав шинели, дернул на себя, чтобы поднять, а у него рука оторвалась.
Осколком перебило все, и она висела на лоскутах кожи. Женя был без сознания, тогда я его схватил, затащил в окоп, у него кровь прет, у нас на танке перед боем сидел санинструктор, но как потом оказалось, танковый десант, как только раздались выстрелы, спрыгнул с танка и укрылся в воронке, в которой просидел все время, пока мы чокались с немцами. Я привалил Женю к стенке окопа, достал финку, которая у меня всегда с собой была, изрезал ватник, собрал вату, напихал в рану, после чего плечо к стене притулил, чтобы вата держалась. Потом, когда немцы уже перебежали через нас, я вызволил Полковникова, товарищи взвалили его на меня, и мы потащили командира назад на старые позиции, а нужно было пройти около километра, чтобы добраться до штаба батальона. Члены экипажа меняли меня и помогали нести командира, а он все время был без сознания. Потом нам кричат: «Стой! Кто идет?» Я узнал по голосу механика-водителя танка Павла Серенко, у которого машина сгорела в предыдущем бою, и он нес караульную службу. Говорю ему: «Паша, это мы идем с раненным командиром». Я уже не мог больше разговаривать, сразу упал на землю, два моих товарища также были шокированы, подхватили меня, спустили в подвал, там находился командир батальона майор Белов, он подошел ко мне, посмотрел в глаза, оглянулся на моих ребят, я ему обрисовал обстановку, и комбат спрашивает: «Вы ранены?» А я уже ничего не соображал, потому что взрывной волной меня контузило, и не ответил. На этом разговор с Беловым окончился, немного погодя мы пришли в себя, нам дали выпить чуть-чуть спирту, а утром командир батальона приказал мне забрать тяжелораненого Полковникова, доставить его в наш медсанбат».
Сам Болеслав (имя дал отец в честь своего погибшего на гражданской войне друга-поляка) Агальцов пробыл в медсанбате неделю. Потом пришел приказ возвращаться в строй: «Принял другой танк. Внутри все было размазано, я вычищал кусочки мозга и кровь, открыл десантный люк, притащил ведро воды и вычищал. Выяснил, что механику-водителю снаряд попал в грудь, и его разорвало в клочья».
Надо было продолжать воевать с другим экипажем. О психотерапии постстрессовых расстройств, кризисных состояниях и всевозможных синдромах тогда задумываться как-то не было принято…
Максим Кустов
Как вспоминали о своем спасении из объятой пламенем машины те, кому посчастливилось успеть ее покинуть, кому хватало на это сил и отпущенных судьбой секунд?

Механик – водитель «тридцатьчетверки» Болеслав Агальцов – один из таких людей. Вот как он описал роковой для своей машины бой:
«В ночь на 26 марта 1945-го года я горел в танке. Получилось так. Мы получили приказ ночью выдвинуться в сторону противника. 25 марта 1945-го года первая рота 3-го батальона пошла впереди колонны, мой танк шел третьим в первом взводе. Мы вошли в боевое соприкосновение с противником в поселке Олива, предместье Данцига. Вместе с нами атаковала пехота из МБА – моторизированного батальона автоматчиков. Они заняли две стороны улицы, мы должны были прорваться через баррикаду, а нас предупредила разведка, что впереди первая траншея боевой позиции, надо быть там осторожными. Я веду машину, впереди ярко высветился участок обороны противника, потому что американцы повесили свои «люстры». Увидели танк «Тигр», который стоял своим хоботом по направлению к нам. Когда поближе подошли, то сразу зарядили болванку. Я говорю командиру: «Он мертвый». Дело в том, что когда у немцев перегорает проводка в танке, то ствол пушки опускается к земле. И он явно был уже подбит. Решили его проехать, я протащил танк дальше. В это время впереди раздался сильнейший взрыв, мы остановились и начали выяснять, в чем дело. Остановил Т-34-85, и жду приказ командира машины, а кругом такая обстановка, что бегут немцы, и практически получился слоеный пирог – немцы отступают, наш танк между ними, откуда-то справа наши десантники палят. Немцы отстреливаются. Мешанина полная».
«Танковый кулак» для танка — самая пакостная штука
В боях на территории Германии возросли потери советских танкистов от огня немецких противотанковых гранатометов. Фаустпатрон (нем. Faustpatrone, от Faust — «кулак», и Patrone — «патрон»), панцерфауст (нем. Panzerfaust, «танковый кулак») — знаменитое противотанковое оружие немецкого пехотинца. Жертвой «танкового кулака» и стала машина Агальцова: «Пока мы приходили в себя и выясняли обстановку, в это время наш танк получил мощнейший удар и раздался взрыв – как мы потом поняли, в нас выстрелили из панцерфауста, для танка — самая пакостная штука. Попал он в трансмиссию, после взрыва перегородка, отделяющая боевое отделение от мотора, вылетела, и на нас хлынул поток большой температуры, который развивается при выстреле из панцерфауста. Стало горячо, как будто на поверхности солнца. У нас в баках было танковое топливо газойль марки «Э», оно полыхнуло и все это дело хлынуло внутрь. К счастью, мой люк был полуоткрыт, потому что через триплексы смотреть невозможно ночью, механик-водитель как слепой, поэтому я поднял люк и поставил его на стопор, так что у меня имелась небольшая щель. Спасло то, что эта щель дала возможность пламени выброситься наружу, иначе бы я мгновенно сгорел в танке. Верхние люки были также открыты. Я не выдержал, сразу же кинулся наверх, мне было удобнее всего выскакивать через люк заряжающего. Все это мгновенно произошло, за какие-то секунды, внутри было невозможно находиться».
Головой выколотил Витю через люк
Как полезен бывает случайный трофей, от которого может зависеть выживание в бою. Убедиться в этом мехводу Агальцову довелось после того, как загорелась его машина: «Спасли меня трофейные немецкие цейссовские очки – во время марша по Польше мы остановились у сбитого вражеского самолета, подошли и поинтересовались, как там экипаж. Рядом валялись тела летчиков, я подошел к одному, тронул плечо, и он как желе начал колыхаться – сгорел. Меня же заинтересовали его летные очки. В бою все время боялся, что мне глаза выжжет. Так что постоянно носил их, они из плексосплава, замечательные очки. Тогда же наводчик Витя Рогулин, он был маленький и щупленький, но в ватнике, поэтому застрял в люке. Я его головой ударил снизу, но он только ногами заболтал. А на днище лежали ящики, по приказу Сталина мы брали с собой боеприпасы сверх боевой укладки, я на них встал и. Дальше очумевшего от гари заряжающего туда же вытянул, потом уже выскочил сам. Командир танка раньше выскочил.
Прыгнули мы в сторону и сразу же попали в вырытый неподалеку немецкий окоп. В танке горит все, уже начали трещать патроны. Немцы бегут мимо нас, прыгают через окоп. Я был вооружен пистолетом. Мне по должности был положен револьвер Наган, но я нашел себе ТТ, и еще дополнительно у меня имелся трофейный немецкий Парабеллум. А окоп был вырыт полного профиля, я несколько раз нажимал на курок – ничего не получается, потом глянул, «люстры» висели и было хорошо видно, оказалось, что боек выскочил, поэтому я не мог стрелять. Остальные члены экипажа в шоке сидели рядом со мной».
Ссылка на открытые люки, спасшие танкистов, довольно часто встречается в воспоминаниях. Но при этом возникал риск стать жертвой осколка или пули…
А трофейные летные очки нечасто доставались танкистам. Действительно они спасли механику — водителю глаза или он себя в этом просто уверил? Кто может ответить на этот вопрос? Почему он поднялся и пошел к танку?
Но выбраться из танка — еще полдела, экипажу предстояло выжить в продолжающемся бою и спасать своего искалеченного командира:
«Потом командир машины крикнул: «Агальцов, я бегу посмотреть танк!» А там уже вовсю трещат патроны, сейчас будет взрыв. Но все равно он выскочил, я следом за ним только начал подниматься из окопа, как в это время произошел взрыв – взорвалась боевая укладка. Грохот был такой, что его услышали те, кто находился на наших старых позициях за несколько километров. Я подбежал к телу командира, при взрыве башня от танка отлетела в его сторону, и думал, что младший лейтенант Евгений Полковников мертв. Почему он поднялся и пошел к танку? После каждого боя приходили специалисты и устанавливали причину, почему танк взорвался. Стоил ведь дорого. Подскочил к нему, все ярко, все высвечено, я не вооружен, немцы рядом бегут. Делал молниеносно, схватил командира за рукав шинели, дернул на себя, чтобы поднять, а у него рука оторвалась.
Осколком перебило все, и она висела на лоскутах кожи. Женя был без сознания, тогда я его схватил, затащил в окоп, у него кровь прет, у нас на танке перед боем сидел санинструктор, но как потом оказалось, танковый десант, как только раздались выстрелы, спрыгнул с танка и укрылся в воронке, в которой просидел все время, пока мы чокались с немцами. Я привалил Женю к стенке окопа, достал финку, которая у меня всегда с собой была, изрезал ватник, собрал вату, напихал в рану, после чего плечо к стене притулил, чтобы вата держалась. Потом, когда немцы уже перебежали через нас, я вызволил Полковникова, товарищи взвалили его на меня, и мы потащили командира назад на старые позиции, а нужно было пройти около километра, чтобы добраться до штаба батальона. Члены экипажа меняли меня и помогали нести командира, а он все время был без сознания. Потом нам кричат: «Стой! Кто идет?» Я узнал по голосу механика-водителя танка Павла Серенко, у которого машина сгорела в предыдущем бою, и он нес караульную службу. Говорю ему: «Паша, это мы идем с раненным командиром». Я уже не мог больше разговаривать, сразу упал на землю, два моих товарища также были шокированы, подхватили меня, спустили в подвал, там находился командир батальона майор Белов, он подошел ко мне, посмотрел в глаза, оглянулся на моих ребят, я ему обрисовал обстановку, и комбат спрашивает: «Вы ранены?» А я уже ничего не соображал, потому что взрывной волной меня контузило, и не ответил. На этом разговор с Беловым окончился, немного погодя мы пришли в себя, нам дали выпить чуть-чуть спирту, а утром командир батальона приказал мне забрать тяжелораненого Полковникова, доставить его в наш медсанбат».
Сам Болеслав (имя дал отец в честь своего погибшего на гражданской войне друга-поляка) Агальцов пробыл в медсанбате неделю. Потом пришел приказ возвращаться в строй: «Принял другой танк. Внутри все было размазано, я вычищал кусочки мозга и кровь, открыл десантный люк, притащил ведро воды и вычищал. Выяснил, что механику-водителю снаряд попал в грудь, и его разорвало в клочья».
Надо было продолжать воевать с другим экипажем. О психотерапии постстрессовых расстройств, кризисных состояниях и всевозможных синдромах тогда задумываться как-то не было принято…
Максим Кустов
— Какие-то странные приказы отдавал Сталин танкистам, как будто он был не главкомом, а командиром полка. А пехотинцам он какой приказ отдавал? Носить с собой вместо одной две саперные лопатки?
Или это у автора: «Члены экипажа меняли меня и помогали нести командира, а он все время был без сознания». То есть водитель спасал один, а ему экипаж только помогал? Странно как-то.
И еще: «Я уже не мог больше разговаривать, сразу упал на землю, два моих товарища также были шокированы, подхватили меня, спустили в подвал» — странные какие-то танкисты. Они, оказывается, все время были в шоке после взрыва танка. Такое впечатление, что они даже и не знали, что бывает с танком, когда его поджигают и они это увидели первый раз. Наверное же у них в перерыве между боями были отработки по спасению из подбитого и горящего танка. Ведь они были танкистами и их учили убивать и они знали, что сами могут быть убиты. А тут такой шок.
Это я не о танкистах войны. Эти ребята показали себя героями и, благодаря им и их самоотверженности и геройству (попробуй представить себя в горящем танке) была выиграна война. Я о другом. Прочитав эту статью с такими «перлами», чувствуешь жалость к бедным танкистам, которые попали в такую передрягу. Понимаете, не гордость, а жалость. Автор так и хочет написанным выдавить из нас слезу. Никогда не поверю, что наши ребята-танкисты воевали, испытывая шок после каждого боя как девочка школьница после первого поцелуя.
Не марайте наших героев такими вот жалостливыми статьями. Наши герои этого не заслуживают.
прошлых боевых временах наших славных танкистов. Мой отец тоже был был танкистом. Война Застала его под Москвой, их часть была в летних лагерях. Затем Смоленск, Ельня, оборона Москвы, Курская Дуга,…. Сгорел в танке ИС-1, Лаурский укрепленный район, 33-й Отдельный Гвардейский танковый полк прорыва, ст. техник лейтенант. Слава танкистам! Слава Советскому народу победителю!
Вот уж не позавидуешь человеку, у которого в ближнем бою наган. На редкость отстойное оружие, годится только для исполнения смертных приговоров.