Шикарные снимки из сталинской эпохи

Снимки сталинского СССР, сделанных американским шпионом Мартином Манхофом в начале 50-х.
Сегодняшний выпуск будет посвящен путешествию четы Манхофов по СССР.

В 1953 году в Советском Союзе сняли ограничения на поездки иностранцев в целый ряд регионов, и майор американской армии Мартин Манхоф и его жена Джен в полной мере воспользовались оттепелью, наступившей после смерти Сталина. Они много путешествовали, фиксируя виды, звуки и запахи российской глубинки, в которой редко бывали американцы – если вообще бывали до них.
13 мая Манхофы отправились в первую большую поездку – двухнедельное путешествие по Транссибирской железной дороге. К ним присоединились двое коллег Мартина из аппарата военного атташе при посольстве США.
Как и на протяжении всего своего пребывания в Советском Союзе, Джен фиксировала свои наблюдения в письмах к друзьям и родственникам. В восьмистраничном письме она рассказывает о долгом путешествии в поезде, часто довольно скучном: десять вагонов, в том числе вагон-ресторан, отвратительные запахи, не дающее покоя радио.

«Как и во всех советских поездах, в нашем была радиоточка, и центральное радио звучало беспрерывно… В советских репродукторах всего два режима – ВКЛ и ВЫКЛ. ВКЛ значит на всю катушку. Так мы и ехали все две недели… Когда в коридоре никого не было, мы выключали эту адскую штуковину, но двое мужичков, отвечавших за наш вагон, рано или поздно подходили и, не скрывая недовольства, включали ее снова».
Джен Манхоф, без даты

Первые пять дней за окнами мелькали бескрайние поля с березовыми рощицами, на Урале их сменили “обшарпанные горы”, местами поросшие сосной и елью, потом вернулась уже знакомая “скучная равнина”. По дороге Мартин сделал множество отличных цветных фотографий и даже снял короткий фильм. Он продолжал фотографировать в Ачинске – городе в Красноярском крае, где они сделали остановку, и в Абакане – последней точке, куда они доехали (11 часов на поезде к югу от Ачинска).
Джен описывает, с каким изумлением ачинцы наблюдали, как четверо американцев пытаются купить еды, найти жилье и достать билеты на поезд до Абакана. “Понятно, что ничего этого невозможно было сделать, не обратив на себя внимания 99 процентов населения”, – пишет она. “Один процент, не обративший на нас внимания, составляли люди, валявшиеся в стельку пьяными по углам и канавам”

СССР в те годы оставался практически закрытым для иностранцев, поэтому поездка Манхофов привлекла внимание американских медиа.
В архиве обнаружилась вырезка из “Нью-Йорк Таймс”, в которой утверждается, что “американцам еще не приходилось бывать в этих отдаленных районах”.
Судя по всему, советские органы тоже внимательно следили за перемещением Махофов. Джен рассказывает, с каким вниманием отнесся к ним распорядитель в ресторане в Ачинске: “Пожалуй, он рассматривал нас слишком уж пристально, но ничего, кроме подчеркнутой вежливости, в этом не было”. Пока Манхофы и их спутники выпивали и обедали, на сцену вышел “высокий молодой сибиряк в гимнастерке и черных сапогах до колена, натянутых поверх брюк, и ко всеобщему удовольствию заиграл на аккордеоне”. Американцы купили ему пива.
“Но потом началось”, – пишет Джен. “В зал вошел распорядитель – человек, который забирал у нас пальто, – и объявил во всеуслышание, что кафе закрывается. Поднялся шум, люди пытались понять, что происходит, зазвучали множество “почему?”.
Аккордеонист попытался сгладить ситуацию, проводив американцев русским маршем. Но у Джен осталась масса вопросов: “Неужели всех разогнали из-за нас? Что мы сделали не так? Дали официантке слишком много чаевых? Или не следовало покупать пиво музыканту? Или ресторан закрыли просто потому, что мы туда зашли? Мы никогда этого не узнаем”.

В Абакане путешественников больше всего поразила гостиница.
В туалетах все удобства сводились к дырке в деревянном полу. Описания Джен изобилуют эвфемизмами.
“Перед этими последними дверями приходилось зажимать нос. Я отказывалась дышать из чистого упрямства”, – пишет она, — “Утром, когда уборщица наводила хоть какой-то порядок, было еще терпимо. Но к вечеру, учитывая, что туалетом пользовались не только постояльцы гостиницы, вокруг дыры было практически невозможно найти чистого места, чтобы поставить ногу”.

«Где бы ни останавливался поезд, мы видели движение человеческих масс. То же самое – в Абакане, где окончательно вышли из поезда, и здесь, в Ачинске снова все то же. Закутанные в лохмотья люди тащат на себе какие-то узлы больше них ростом. Узлы тоже увязаны в лохмотья, и порой трудно понять, где кончаются тюки и начинается человек.
Ничего сверх абсолютно необходимого попросту нет. Для большинства людей, которых мы встретили в этой поездке, главная проблема выживание. Нет даже проблесков цивилизации. Нет никакой гордости, люди ни к чему не стремятся… Люди жуют свою краюху и засыпают от усталости, пока ждут поезда. Все грязные, от всех воняет. Вода в дома не проведена, им трудно соблюдать элементарные правила гигиены».
Джен Манхоф

В ближайшие два года Манхофы продолжат свои путешествия. Они съездят в Мурманск – портовый город за Северным полярным кругом, где располагалась база советского Северного флота. Оттуда они на поезде отправятся в Архангельск. Побывали Манхофы и в Киеве – тогда столице Украинской ССР.
Москва
В октябре они прилетели в Крым. Передвигаться по острову можно было только на машине. Из Симферополя они съездили в Бахчисарай, в Алупку и в Ялту – знаменитый курортный город, где на конференции 1945 года Рузвельт, Черчилль и Сталин решили послевоенную судьбу Европы. В Крым с Манхофами ездил еще один американский военный атташе – подполковник Говард Фелчлин.
В письме от 4 ноября 1953 года Джен сравнивает черноморское побережье Крыма с Италией и удивляется, насколько несоветским оно кажется даже западному человеку, свыкшемуся с московской жизнью.
“Было странно видеть везде русские вывески, надписи и объявления – только они и напоминали, что здесь тоже их земля, потому что если бы не люди и не язык, можно было бы подумать, что находишься в какой-то другой стране”, – пишет она, — Где бы мы ни появились, все относились к нам очень хорошо, как будто мы были у них в гостях. Мне кажется, они с удовольствием позвали бы нас домой, если бы власти этого не запрещали. В Украине к нам проявляли огромный интерес".
Джен Манхоф, 4 ноября 1953 года

На следующий год, в марте 1954-го Мартин и трое других военных атташе, в том числе и Фелчлин, отправились в Хабаровск – город на границе с Китаем, и снова проехали через всю страну. Дженни с ними не было.
За этой поездкой, судя по всему, пристально следили.
25 марта “Труд” – печатный орган Всесоюзного центрального совета профсоюзов – опубликовал письмо, которое будто бы прислал в редакцию проводник, работавший на поезде №4 Москва – Владивосток. Автор жалуется, что американцы всю дорогу что-то помечали в своих блокнотах.
Авторы «были удивлены наглостью, с которой некоторые представители капиталистического мира ведут свою шпионскую работу в нашей стране», – говорилось в письме.
Кроме того, в газете напечатали фотографию исписанной от руки странички, на которой по-английски перечисляются все попадавшиеся по пути объекты инфраструктуры, в том числе мосты и промышленные предприятия. Газета утверждала, что заметки делались американцами и что страничку нашли потом в их купе. В статье приводились их имена и военные звания.

26 марта “Нью-Йорк Таймс” заявила на первой полосе, что “Труд” фактически обвинил четверых американцев в шпионаже. Примечательно, что даты их поздки “Таймс” указала неверно.
“Сиэттл Таймс”, ссылаясь на американские телеграфные агентства, тоже сообщила о выдвинутых в “Труде” обвинениях и обратилась за комментарием к матери Мартина Манхофа. Та, в свою очередь, отвергла все обвинения и сказала, что в июне истекает срок пребывания ее сына в Москве.
“Надеюсь, ему удастся оттуда вырваться, – цитирует газета мать Манхофа. – Мне будет гораздо лучше, когда он вернется домой”.
Никаких немедленных действий за опубликованными в “Труде” публичными обвинениями не последовало. Мартин проработал в Москве еще два месяца, и за это время им с Джен даже удалось съездить в Киев.
1 июня на поезде №30 Москва – Хельсинки Манхофы навсегда покинули Советский Союз.

Джен Манхоф