Про кремлёвскую кухню...
Откровения кремлевского повара Николая Морозова — о вкусе шоколадки из рук фашиста, о том, как быстро приготовить на костре кабанчика для Брежнева и сварить уху под руководством премьер-министра Косыгина, а так же почему наш желудок и есть самый главный компьютер, а «еловая шишка» — любимое блюдо работников спецслужб…
Николай Морозов: Как-то я подсчитал и получилось, что из своих тридцати лет службы на кремлевской кухне где-то примерно пятнадцать я провел в Завидово. Пятница, суббота, воскресенье — все эти дни только там. И каких только гостей мы не встречали!.. Братья Кастро действительно там побывали не раз — Фидель и Рауль.
Но главными и постоянными визитерами там была, конечно же, команда Брежнева: Громыко, Кириленко, Подгорный… Все они — заядлые охотники. А сальцо, особенно зимой, непременно шло на закуску. Но вот деталь: сало мы на костре не жарили, а просто соленое нарезали тонкими ломтиками… И Кастро угощали не у костра, а в резиденции — уже в доме.
РГ: Откуда же такое воспоминание у кубинского лидера — с дымком?
Морозов: У костра мы тоже проводились застолья. Но только после охоты. Как правило, все они бывали удачными, без трофеев не то, что генсек, ни один член политбюро не возвращался. И тогда на костре мы, бывало, целиком зажаривали кабанчика.
РГ: Чем-то мясо дичи отличается от парной свинины?
Морозов: Вкусовыми качествами — мясо более душистое. Кабанчик, как правило, выбирался небольшой. Охотникам, конечно, хотелось, чтобы все делалось на «живом огне». И вот мы с поварами как-то накануне охоты сидели, пивца открыли, да и прикинули: на костре жарить это ж часа три-четыре придется, да и мясо жестковатым получится. А что, если тушу сначала обработать в духовке…
РГ: Схитрили, значит.
Морозов: Что делать — пришлось применить профессиональную хитрость. Кабанчика хорошо просолили, стянули шпагатом — и в духовку. Всю ночь запекали, поливали собственным соком… На следующий день выехали на охоту — Брежнев, Косыгин, Подгорный и другие члены политбюро, секретари ЦК. А это на масленицу как раз было. Блинов напекли, бигус сделали — что-то вроде нашей солянки, но с европейским уклоном.
Ну, и все, что положено: копчености, сосисочки разные, рыбка заливная. Непременно капуста квашенная — очень достойная, с клюквой. Огурчики, помидорчики, яблоки моченые. В общем, полный набор.
Все погрузили в большой короб, и кабанчика нашего туда же. В лес отправились на машинах. А там сугробы огромные, дороги частично перемело. Но добрались до нужного места. Вожди отправились на охоту, а мы развели костер, накрыли стол. Официанты тут же, охрана — все как положено.
После успешной охоты всё внимание на Леонида Ильича: он возбужден, азартно делится впечатлениями, а мы в это время быстренько разгребли огромный костер и над углями повесили кабана. Ну, и мотаем себе потихоньку на вертеле… Вскоре мясо прогрелось, и дух такой пошел, что слюнки у всех потекли.
С нами был Яков Ильич, брат Брежнева, так он первым заметил, говорит: «Смотрите-ка, а кабана-то уже изжарили!..» Все удивились: надо же, как быстро! Мы тушу сняли с огня, ножами разделали и дымящиеся сочные куски мяса разложили на большом блюде. Официанты тут же по пятьдесят граммов зубровки всем налили…
РГ: И поварам?
Морозов: Да, и нам в том числе. За скорость.
РГ: Тамадой, интересно, кто в таких случаях выступал?
Морозов: По-моему, в тот раз, на масленицу, тамадой был Андрей Павлович Кириленко. Первый тост, конечно, за Брежнева.
РГ: Потом Леонид Ильич, наверное, тоже что-то сказал?
Морозов: Нет, он Есенина стал читать. Про мать — очень душевное стихотворение.
РГ: «Ты жива еще, моя старушка…»?
Морозов: Вот-вот…
РГ: Неожиданный поворот на охоте… Вы в это время кем были?
Морозов: Шеф-поваром. Звание шефа получил где-то в 69-м году. На Кремлевской кухне.
РГ: А что до этого делали?
Морозов: Ума-разума набирался — как все.
Горькая шоколадка
РГ: Как, где, у кого — могли бы подробнее рассказать про «сбор разума»?
Морозов: Это долгая песня. Но если надо…
РГ: Да надо бы… Вы родом откуда?
Морозов: Из Подмосковья. Есть такая станция Турист по Савеловской железной дороге. Родился и жил в деревне Гаврилково — в действительности ее уже как бы и нет, хотя на картах и обозначена. Там еще протекает река Волгуша — левый приток Яхромы. На Волгуше стоят деревни Парамоново, Подгорное, Сокольниково, Языково, Горки — ну, и наша была, Гаврилково. Места сказочные. Там теперь на лыжах катаются, отдыхают…
РГ: Родители ваши тоже кулинарами были?
Морозов: Нет, к кулинарии они отношения не имели. Хотя и жили они в сельской местности, но отец был художником, а мама работала на железной дороге, кассиром. На вокзале мои родители и встретились…
РГ: Ваш отец выставлялся где-то?
Морозов: Больших выставок не припомню, он работал при доме культуры в Яхроме. Там и картины писал, и оформлением города к праздникам занимался — вождей рисовал. А я рос в деревне Гаврилково. Там и войну пережили.
РГ: Немцев видели?
Морозов: Довелось, не скрою. Однажды к нашей деревне подошла танковая разведка. Это декабрь 41 года — зима снежная, морозная. Я пацаненком был, но хорошо запомнил танки с крестами. Наша деревушка как бы на пятачке — горы вокруг и единственная дорога. Немцы заглянули к нам всего-то на несколько часов. Зашли и в нашу в хату — обогреться. Набилось человек десять, наверно, не церемонились… Дед ворчать начал, и тут один фриц достал шоколадку и протянул мне. Я попробовал — горькая, но съел, конечно.
РГ: Вас фашисты не тронули?
Морозов: Ни мизинцем. Вскоре, как дед мой потом рассказывал, прибежал офицер, закричал, и все тут же рванули из хаты… Наши войска наступали со стороны Яхромы… Бои упорные, сильные. Нам крепко повезло: немцы отступали не через нашу деревню, а шли по соседним селам: Жуково, Бубносово, Мышенково — их сожгли. Просто подходили с огнеметами к хатам, кто смог, убегал…
А нашу деревню палить не стали. Думаю, к нам заглянули не те немцы, которые карали людей. По закромам, конечно, пошарили — свиней, кур искали. Голодные видно были… Но дед говорил, что люди такое предвидели и всю живность попрятали. И молились при этом. Пронесло, слава Богу!..
РГ: Вы — человек верующий?
Морозов: Крещен во младенчестве. И родители были крещенные, и дед с бабушкой — естественно. Сколько помню себя, иконы были в нашем доме всегда.
РГ: Ваш покровитель — святой Николай Угодник?
Морозов: И Николай Угодник со мной всегда, и Спаситель, и Богородица, и другие святые…
РГ: Сегодня, когда вы обращаетесь к Богу, о чем-то просите?
Морозов: Здоровья прошу, благополучия — для друзей, родных, близких. И всегда благодарю Господа за то, что мне всё дает. Ну, и немножко прошу на будущее, чтобы не оскудевала рука Его…
В людях
РГ: Так как же вы все-таки поваром стали?
Морозов: Получилось так, что мне после семилетки пришлось пойти работать. Хотел поступить в военное училище, но поскольку у мамаши с отцом самочувствие было не самое лучшее — как бы получше сказать — не гарантирующее, чтобы я был спокоен за их жизни, то я отправился зарабатывать деньги.
РГ: Куда, если не секрет?
Морозов: На станции Турист есть больница — все ее называли Шумской (детская ортопедоневрологическая школа-интернат-больница им. Е.Л. Шумской — М.С). Там старались облегчить участь детям, изуродованным церебральным параличом. Меня туда взяли разнорабочим.
А вскоре случилось несчастье: человеку, который работал на кухне, циркуляркой порезало ноги… Короче, мне — подростку пришлось заменить его. Тут-то и начались мои университеты. Кухня есть кухня. Хоть с циркуляркой, хоть без нее — крутиться приходилось с утра до ночи…
РГ: Помните, как варили свой первый компот?
Морозов: До кастрюль меня долго не допускали. Работал подсобным на кухне, делал все, что просили.
РГ: Посуду мыли?
Морозов: Нет, посуду не мыл и картошку не чистил. Но разрубал туши, разделывал мясо, перебирал сухофрукты разные — да много всяких дел в этой сфере. Больных детей могло спасти только хорошее питание. А время не очень-то сытное — начало 50-х годов. Много не хватало, особенно витаминов. Как-то выкручивались, старались.
Потихоньку стали и меня к плите допускать. Одно приготовлю, другое. Достойные учителя рядом были, повара от Бога. Через год мне говорят: ну что ты здесь все в разнорабочих бегаешь — давай учиться иди, у тебя талант к нашему делу…
РГ: Так и сказали — талант?
Морозов: Сказали иначе, я бы, наверное, еще подумал. Ну, а раз так-то — это меня вдохновило. С чего бы, думаю, такое во мне? Бывало на рыбалку едем, рыбу поймали, я сразу костер развожу. Рыбу запекаю, картошечку — тех, кто пробовал, за уши потом от меня не оттащить: давай еще и еще приготовь, канючат…
РГ: Рыба с картошкой стала вашим первым коронным блюдом?
Морозов: Совершенно верно — чудил по молодости… На больничной кухне меня научили прилично готовить из того, что есть под рукой. Практика, конечно, своеобразная, но весьма, считаю, полезная. Ну, и любознательным до жути был, разными секретами приготовления пищи интересоваться — для повара это, в общем-то, самое важное.
Искать, экспериментировать, добиваться нового вкуса. Если есть возможность изучить и понять что-то новое, этого никак нельзя упускать. Даже если смертельно устал, даже если сначала не больно-то хочется. Все окупится после — сторицей.
РГ: Лучшая школа для повара — кухня?
Морозов: В смысле практика? Нет, одной ее маловато будет. Вот и мне говорят: в Москве есть кулинарные училища, там можно настоящие навыки получить, а потом и работу достойную. Как называются, спрашиваю. Да в ПТУ тебе надо, говорят — в профтехучилище… Дали адресок, я и поехал.
РГ: И рекомендацию дали какую-то?
Морозов: Нет, только адрес и все. Я поехал, а там говорят: что же вы так поздно, курс еще летом набрали… А тут, как назло, осень. Расстроился да так, что, возвращаясь домой на дмитровской электричке, проскочил свою станцию — Яхрому. Ладно, думаю, погуляю в Дмитрове до обратного поезда. Паровики ходили в то время, не электрички. И не так часто, как сейчас.
В общем, было время, и я отправился в город. Иду от вокзала — напротив здание. Оказалось, что там расположена бухгалтерия вокзального ресторана. Метров сто примерно идти через площадь. Люди вокруг, и вдруг вижу: переходит дорогу человек в куртке белой и колпаке. Румяный такой, но не слишком высокого роста, крепко сбитый, но не раскормленный. Эталон нашего брата!..
РГ: А в кино вас этакими раскормленными боровами привыкли показывать — не типично?
Морозов: Ну, это же для комичности делается. Хотя свою профессию я смешной не считаю. И юмор поэтому не очень люблю.
РГ: Разве юмор в вашей профессии не присутствует: вспомните хотя бы Хазанова-классика с его кулинарным техникумом… Всем смешно!
Морозов: Но в жизни ведь не так. И в техникуме, если, конечно, добросовестно учиться, совсем не до шуток. Я уж не говорю о своей работе в Кремле…
РГ: Хорошо, но после работы, в домашней обстановке — вы можете пошутить?
Морозов: Не тянет… Супруга, кстати, иногда делает мне замечание: мол, маловато во мне этого самого… юмора. С тобой, говорит, сложно отдыхать — больно уж человек серьезный. Но не могу я быстро переключаться…
Романтика вагон-ресторана
РГ: Понятно. Извините, отвлекся. Так вы с тем человеком в колпаке все-таки познакомились?
Морозов: Бросился к нему, говорю: «Уважаемый, скажите, пожалуйста, вам повара не нужны случайно?» Он глаза вскидывает и строго так: «Случайные — нет. А хорошие всегда пригодятся». Ну, я стою, плечами пожимаю — хвалить себя как-то не привык. Он посмотрел на меня внимательно и говорит: «Ладно, пойдем со мной, оформим тебя». Тут же, можно сказать — с ходу! Даже имени не спросил, не говоря уж о паспорте. Надо же каким Мессингом оказался — я был здорово удивлен…
РГ: Кем же был на самом деле тот славный и проницательный человек?
Морозов: Иванков Иван Федорович — выдающийся мастер нашего дела, шеф-повар привокзального ресторана. Потом он книгу мне свою подарил — по кулинарии народной. Сам написал. Там он подробно растолковал, что такое добротная русская кухня, назовем ее так. В то время о заморских блюдах никто даже не заикался…
РГ: Сколько же вам тогда было годков?
Морозов: Где-то семнадцать. Несмотря на то, что в моей трудовой книжке красовалась всего одна скромная запись «рабочий подсобной кухни», я был зачислен на самый высокий ученический разряд — 1-й. Иванков привел меня в ресторанный зал, собрал всех работников и с пафосом говорит: «Вот, друзья, прошу любить и жаловать — наши пенаты пополняются свежими силами!»
А там зубры стоят матерые, повара 50-60-летние, фронтовики все, как минимум!.. Я вроде немного съежился, но меня тут же приободрили, выдали белую куртку, колпак и сразу отправили на ответственный пост.
РГ: Интересно, какой?
Морозов: Для начала определили в цех, где идет заготовка мяса. Раньше ведь все приходило потушно, это сейчас кусками. А в то время баран поступал на кухню бараном, корова — коровой. Не с потрохами, конечно, в разрубе… И там мастер был очень достойный. Я сразу понял: тут у каждого есть чему поучиться.
Удивительно, но люди вокруг оказались настолько доброжелательными и так тепло меня приняли, что мне очень быстро стало казаться, что я всю жизнь работаю с ними. Ну, как родные — на самом деле! А через полгода меня отправили в Москву — по заявке, учиться в поварской школе. Так я заработал свою третью категорию, с нее начинается отсчет поварской квалификации.
РГ: И жить стали в Москве?
Морозов: Нет, каждый день ездил на поезде. Конечно, далековато, но оно того стоило. Затем в кулинарный техникум поступил, который в Останкино. На вечернее отделение, разумеется. Мама сильно болела, я не мог не работать. Позволил себе в вагон-ресторан пойти: 15 суток в дороге, 15 дома. Самый подходящий для меня вариант. Учился и трудился. И страну удалось посмотреть — аж до самого Владивостока. На Пекинской линии много раз был — даже специально туда приглашали…
РГ: Китайцам понравилась ваша стряпня?
Морозов: Да, они обожают все русское… Но в Китай нас не пускали, там другие работали. На границе вагон-ресторан отцепляли, поезд шел дальше, а мы ждали, когда он вернется. Рыбалкой занимались, грибы собирали — занятий хватало…
И так пролетели четыре года. Перед окончанием техникума меня и еще двоих из нашей группы вызвали к руководству, сказали: есть три заявки на работу в спецслужбах, согласны? Но я это как-то мимо ушей пропустил: ничего интересней работы в вагоне-ресторане себе не представлял — там же сплошная романтика, мне казалось…
РГ: Но работа тяжелая?
Морозов: Страшно тяжелая. С шести утра и до закрытия, до 23 часов, как правило. Никто не спрашивал, сколько ты отработал. Но условия для сна у нас неплохие были: специальный вагон, штабной, два купе — мужское и женское. Добредешь до койки и падаешь совершенно без всяких чувств…
РГ: Зарабатывали неплохо?
Морозов: Достаточно. Прогрессивка, выполнение плана, колесные, в смысле командировочные… Терпимо.
РГ: Ваше коронное блюдо в те времена?
Морозов: Соляночка, уха, борщ. И что удивительно, ведь самых разных людей возили, и всем наша кухня нравилась. Помню, в Хельсинки проводилась Олимпиада, так китайские делегации, монгольские — все на наших поездах. А еще святые отцы ездили часто. Всегда заказывали постное: осетринку, черную икорку…
РГ: Ничего себе постное!
Морозов: Говорили, что в дороге можно и послабление взять… Военных очень много было. Особенно из Германии во Владивосток и обратно. Летчики из морской авиации — добрые молодцы… И выпить могли, и пошутить. Общительные! Давно, честно говоря, это было, но я той работой до сих пор доволен. Хотя и строгости большие были, и все такое…
РГ: Какое, например?
Морозов: Взять хотя бы закладку продуктов — все до последнего грамма должно быть рассчитано. А весы-то под стук железных колес неспокойны — стрелка прыгает, как сумасшедшая, особенно когда вдоль Байкала едешь… И красотища вокруг — тоже в общем-то отвлекает… Это сегодня вольности всякие дозволяются, а у нас строго все было. Сколько положено мяса в борщ положить, столько и клади.
РГ: Та закладка до сих вам, видимо, снится?
Морозов: Закладка — да, очень страшно было… ошибиться. Но я считаю, все было оправдано, потому что дисциплинировало людей, которые там работали. Не давали нам распоясаться — умыкнуть какие-то продукты направо, налево… Хорошая школа, особенно для начинающих. Человек сразу определялся: быть ему честным в профессии или нет.
РГ: Что значит быть честным в вашей профессии?
Морозов: Да как и везде — работать по совести.
РГ: Не распускаться, да? Низменным чувствам не поддаваться? Не воровать — короче?
Морозов: Вроде того. Вообще-то, с младых ногтей, как говорится, следует задумываться о собственном будущем. Не даром же говорят: каждый сам кузнец своего счастья. Ну, и своей карьеры — естественно. Раньше не звучало как-то это слова — «карьера». Но понимание было, и в нашей профессии в том числе.
Заявка спецслужб
РГ: Так вы по молодости решили всю жизнь провести в вагоне-ресторане?
Морозов: Всю не всю, но нравилось мне это дело! А тут выпускные экзамены, сдал все успешно и мне вручили «красный диплом». Директор в кабинет приглашает и говорит: «Вот три заявки престижные… Я, ребята, к вам присмотрелся, вы могли бы сделать неплохую карьеру… Петровка, 38, Кремль — выбирайте. Сходите туда и сюда, присмотритесь… В принципе, никто не неволит, но если хорошенько подумать...» Что делать — отправились по адресам.
РГ: А что за ребята были с вами?
Морозов: Нормальные повара. Мы дружили: Михаил Гринберг, Виктор Симон… В то время по отчеству-то и не называли друг друга. Ну, и я, Николай. Гринберг где-то работал у ВДНХ — была там одна фабричонка, где соки делали. Симон из Молдавии, подрабатывал в кафе… Но мы не чересчур вникали, кто что делает и чем занимается. В основном, встречались на сессии, да иногда могли в ресторане «Останкино» посидеть, в Ботаническом саду погулять немножко — одному-то не хочется, а с друзьями нормально.
РГ: Тогда вы уже жили в Москве?
Морозов: Да, снимал комнатушку у одной бабушки во Владыкино. Вокруг церквушки деревня была. Рядом кирпичный завод и свалка… Запомнилось, как в декабре в деревне резали поросят — к Новому году. Ходил смотреть… Еще, помню, случалось свободное время, и мы на танцы бегали… Вся моя тревожная молодость там прошла.
РГ: И что же спецслужбы?
Морозов: В конце июня поехали на Петровку, 38, в московское ГУВД. Зашли, побеседовали с полковником-кадровиком. Значит так,- говорит, — мы вам даем младших лейтенантов, и вы едете в Ленинградскую школу ОБХСС — учиться. Будете в милиции по своему профилю работать — ресторанное дело, магазинное, по базам всяким, складам… Прекрасно же знаете, кто где и как прячет… Неплохую, в общем-то, перспективку нарисовал. Но я думаю, дай-ка еще в Кремль загляну, узнаю хотя бы, чем там кормят… И пошел, правда, один.
И тут меня встретил полковник. Кадровик. Рассказал, что, если я подойду, то буду работать на самой главной в стране кухне. Конечно, мне хотелось каких-то подробностей, но офицер сказал, что так вот сходу ничего мне рассказать не может, все, мол, узнаю, если проверку пройду… А мне, честно говоря, просто хотелось подстраховаться — чтобы не шагать в пропасть…
РГ: Почему ваши друзья не пошли в Кремль?
Морозов: Да была одна деликатность. Гринберг сам в Кремль не пошел, он понимал, что пресловутый «пятый пункт» станет тормозом в его анкете. Да он уже и в возрасте был, вдвое старше меня — так что извините…
А Симон сначала не захотел, но я настоял, и он написал заявление, подал документы, но не прошел медкомиссию: плоскостопие выявили и другие проблемы со здоровьем. А у меня с медкомиссией вроде бы все получалось: жди, говорят, вызова. Ждал с полгода. Вернее, не ждал уже ничего такого, продолжал колесить по стране — в ус не дул, да к службе в армии готовился. И вдруг на адрес родителей пришло из Кремля письмо: зачисляют.
РГ: Обрадовались?
Морозов: Да как сказать — интересно, конечно, было.
По рецептам сталинских поваров
РГ: Это какой год?
Морозов: Где-то шестидесятые. Начал, как водится, опять с низов, пока со всем огромным хозяйством меня ознакомили…
РГ: Но чем-то же вас поразила кремлевская кухня? От вагона-ресторана отличалась, наверное?
Морозов: Главное, что меня потрясло и что коренным образом отличало эту кухню от всех моих предыдущих — это просто какая-то нечеловеческая беспрецедентная дисциплина. И страшная аккуратность — во всем. Я еще застал там сталинских поваров, которые непосредственно кормили «вождя народов». На эту должность при Сталине назначали исключительно мужчин.
В последние годы жизни его обслуживали просто выдающиеся повара: Судинский, Маленов, Сливин и Будяков… По приказу Берия после смерти Сталина весь обслуживающий персонал, включая и поваров, был распущен, однако потом их вернули в Кремль. И правильно сделали: ведь по уровню мастерства никто не мог с ними сравниться. Они и задавали здесь тон.
РГ: На кухне, наверное, перед ними все трепетали?
Морозов: Преклонялись — это было. Но так, чтобы трепетать… В общении они были сердечными и простыми людьми. В конечном итоге стали моими высококлассными учителями. По стилю работы, по классике, по художественному исполнению — академики нашего ремесла!.. Благодаря таким людям приготовление пищи в Кремле было поставлено на высочайший уровень.
РГ: Чем же так поразили вас кремлевские повара? По-особому нарезали салаты что ли?
Морозов: Не в салатах дело. Но, попав на кремлевскую кухню, я понял: есть земля в нашей профессии, а есть небо. Перешагнул порог и оказался в ином измерении, как бы… Чего стоило одно меню — совершенно необыкновенный подбор блюд и напитков!
РГ: По сравнению с чем — городской столовой, рестораном?
Морозов: Да с чем угодно. С городскими заведениями общепита это лучше даже не сравнивать. Ну, и высший супер во всем — в выборе продуктов, процессе приготовления, оформлении. Даже, казалось бы, самое элементарное блюдо готовилось ювелирно.
РГ: Могли бы примером побаловать?
Морозов: Те же борщик, соляночка — все это получалось не как еда, а вроде и как произведение какого-нибудь искусства.
РГ: Кулинарного, разумеется.
Морозов: Да, именно на кремлевской кухне я понял, что есть и такое искусство. И нарезочка делалась там совершенно уникальная. Одна укладка чего стоила: кусочек той же картошки должен был укладываться обязательно поперек ложечки, а не так, что человек возьмет, да ненароком испачкается… Уникальные вещи!
Про дисциплину уже молчу: оттепель там или что-то еще в политике — на кухне никто не смел расслабляться. Даже когда люди на пенсию выходили, все равно продолжали работать в полную силу, с присущим блеском, изяществом…
РГ: В быту тоже не расслаблялись?
Морозов: Не было такого. Кремлевские повара всегда только трезвые, аккуратные, нацеленные на выполнение государственной задачи — там ведь приемы один за другим, не расслабишься…
РГ: Вы свою работу на первом приеме запомнили?
Морозов: Все помню, но не обо всем рассказать могу. Вы должны понять это правильно…
РГ: Понимаю.
Морозов: Хорошо, если так. Наша работа в Кремле не то, что секретная, но имеет свои нюансы, о которых всем знать ни к чему.
РГ: Но что-то, видимо, можно и рассказать? Какие блюда вы чаще всего готовили для приемов?
Морозов: Как правило, готовились блюда русской кухни. Зарубежного фактически ничего не было. Если шел поросеночек, то фаршировался он целиком и был без единой косточки. На столе должен был выглядеть румяным и аппетитным, а не котлетой какой-нибудь отбивной… Гуси, утки, идейки, перепела — ох, какой лепоты мы там только не делали.
Если шел осетр — так метра на полтора-два длиной, просто царский красавец!.. На стол его подавали на серебряном блюде. Официантам приходилось непросто — до двадцати кило тянуло такое кушанье… Такое раз в жизни увидишь, и не забудешь уже никогда.
РГ: У вас есть фотографии?
Морозов: Вообще-то все оригинальные блюда кремлевской кухни непременно фотографировались. Это чтобы в другой раз на большом приеме каком-то не повторяться. Мысль художника пульсировать должна…
РГ: Значит, повар — это художник?
Морозов: В Кремле — непременно.
РГ: Но когда Вы только начинали — что вам доверили?
Морозов: На первых порах, как всегда, что-то такое второстепенное. Потому что главное выполняли мастера-повара. А молодежь всегда на подхвате. Скажем так: к молодежи поначалу там относились ревностно.
РГ: Какой принцип: «смотри и делай, как я» или же показывали все, растолковывали?
Морозов: Чтобы мастер тебе сказал, делай как я, нужно было еще войти к нему в душу, расположить к себе… Не у каждого это получалось.
Сможешь — учись. Секи глазами налево и направо. Это уже после было — ты должен научить или на поруки кого-то взять, как наставник — в 70-е годы. А в то время, когда я начинал, ничего просто так не делалось. Надо было расположить к себе мастера, чтобы он сам решил поделиться с тобой своими секретами, понимаете? Показать, особенность какую-то выявить…
Потому что в кулинарии то, что ты закладываешь в кастрюлю — что положено, разумеется — не факт, что еще станет борщом. Казалось бы, все положил — а вкуса нет, не получается. Значит, нужно довести до вкуса. Есть борщ украинский, а есть московский — это же разные блюда! Соляночка — если рыбная, с осетринкой — должна быть поострее, а если мясная, то помягче.
В кулинарии много особенностей, все на них в принципе строится… Их и надо было уловить, перенять от сталинских мастеров. Ну, мне удалось прийтись многим из них по душе, поэтому все нужное мне показали, а я быстро схватывал, брал на вооружение.
Все на нервах — ошибаться нельзя
РГ: Николай Васильевич, а как насчет проколов — случались какие-нибудь неудачи? Недосолили, допустим, севрюгу с хреном и высокопоставленный едок осерчал?
Морозов: Пересол у нас на спине, а недосол на столе — это старая пословица. Может, подумаете, что хвастаюсь, но за все мои десятилетия на кремлевской кухне со мной не случилось ни одного прокола. Когда уходил, руководство даже осудило немного — за то, что я так рано покидаю эту службу. Но я просто счел нужным уйти.
РГ: Устали?
Морозов: Слово не то… Постоянное напряжение, оголенные нервы, полная отдача сил — нельзя же так жить бесконечно! Иногда в сутки приходилось по часу спать. В командировках все это сплошь и рядом. В Индии, куда мы летали с Брежневым или во Владивостоке, где генеральный секретарь встречался с президентом США Фордом, я доходил до полного изнеможения.
Обслуживать первых лиц особенно на выезде — колоссальнейшая работа. Вспоминаю те ночи и дни и до сих пор понять не могу, как же мне удавалось выполнить поставленную задачу и при этом себя сохранить физически…
Когда меня взяли в Кремль, я первым делом поинтересовался у кадровика: как здесь ориентироваться, что можно делать, а что нельзя? Он ответил примерно так: идешь в систему, где все дано, но и за все с тебя спросится непременно. А самое главное — ошибаться нельзя. Вот с этим лозунгом я прожил все свои кремлевские годы.
РГ: И не ошиблись ни разу?
Морозов: Бог миловал.
Кремлевская диета
РГ: Вы пришли при Хрущеве? У него какие предпочтения были в еде?
Морозов: Никита Сергеевич, насколько мне известно, с уважением относился ко всему, что вкусно готовили.
РГ: Что больше всего любил?
Морозов: Все любил. Не так давно мы похоронили Анну Григорьевну Дышкант — царствие ей Небесное. Такая худенькая старушка-повариха была. Так вот, она работала с Хрущевым еще со времен его киевской власти. И в Москву он ее пригласил, и готовила она ему до последних дней жизни, даже когда уже сняли Хрущева со всех постов.
РГ: Личный повар?
Морозов: Личный, домашний, самый преданный повар. Очень одаренной была…
РГ: Что-то о своей работе с Хрущевым она вам рассказывала?
Морозов: Ну, какие-то вещи — конечно. Судьба у нее очень трагичная. Во время войны вся семья погибла: в Сталинграде — под бомбами двое крошечных деток, а потом не вернулся из боя муж-летчик. Иная бы свихнулась от такого горя, но Анна Григорьевна оказалась очень мужественной женщиной.
Пошла на фронт медсестрой. Да не просто куда-то, а в самое пекло — воевала в штрафбате. Войну закончила гвардии старшим сержантом. Вернулась к родителям в Киев, устроилась работать в столовую ЦК, там и приметил ее генерал Столяров, личный охранник Хрущева. Предложил поработать у Никиты Сергеевича. Между прочим, начинала она подавальщицей…
РГ: Это нечто ужасное?
Морозов: Да все мы с чего-то же начинали…
РГ: Рецепт любимого блюда Хрущева она вам, конечно, поведала?
Морозов: Разумеется. Блюдо довольно простое и сытное. Охотничий кулеш называется. Курица, сало, лук, рис, помидоры, яйца, зелень… Но я это блюдо не готовил.
РГ: А что вы готовили — первым лицам?
Морозов: Например, мы часто варили уху. Тройную. С Алексеем Николаевичем Косыгиным. И Брежнев ее очень любил.
РГ: Как это — тройная?
Морозов: Сколько вам лет, молодой человек? Пятьдесят — пора бы знать… Первая партия рыбы закладывается в воду такая — ерши, плотвица, окунечки. Минут пятнадцать варить, а потом бульон процедить и дальше заправить кусочками рыбы крупнее — судак, лещ, налим. Несколько луковиц потребуется, морковь, корни петрушки или сельдерея, добавляется соль естественно… В третью закладку кладем осетрину, форель, горбушу…
РГ: Ага, вспомнил: потом еще водки мерзавчик — всенепременно?!
Морозов: Необязательно. При желании, добавляли, конечно. Но я и тогда считал и сегодня на той же стою позиции: водка в ухе — экзотика, не более. Крепость, конечно, улетучивается с парами, но зачем аромат рыбы лишней горечью перебивать? Не стоит…
РГ: Косыгин какую уху уважал: с водкой или без?
Морозов: Без. Он сам любил руководить приготовлением этого кушанья. Заранее мне говорил: «Я сегодня буду уху варить, приготовьте все, что надо». Потом мы с помощниками варили уху, а в процессе премьер-министр страны подходил к нам два-три раза, пробовал, советовал что-то…
Мы, конечно, и сами знали, как надо, но его руководящими указаниями не пренебрегали. Потом, когда блюдо было готово, вместе с Косыгиным доставляли огромную дымящуюся кастрюлю к столу. Я говорил: «Алексей Николаевич сварил уху», и все присутствующие ликовали. Потом пробовали и хвалили наперебой…
РГ: Николай Васильевич, вот, допустим, застолье идет полным ходом — все едят, пьют и снова с энтузиазмом закусывают. Вы же, видимо, наблюдаете за процессом — что в такие минуты чувствуют повара?
Морозов: Волнуются конечно. Разумеется, вопрос, чтобы все были сыты-довольны никогда не стоял. Само собой, что вся еда у нас должна быть только вкусной и достойной. Иначе зачем нужна кремлевская кухня?
РГ: Сами-то вы пробовали свои блюда?
Морозов: И не по одному разу — иначе блюдо до нужного вкуса не довести. Повар — это же и дегустатор тончайший. Вот как с куревом бывает: казалось бы, море вокруг разного табака. А берешь одну папироску — один вкус, берешь другую — иной совсем… Вот так же и на нашей кухне.
РГ: Вы что, заядлый курильщик?
Морозов: Да нет, некурящий вовсе. Но признаться, дымок сигарет Леонида Ильича мне нравился. Ему делали «Новость» на спецзаказ — ароматная вещь!
РГ: О вкусовых предпочтениях Брежнева что-то расскажете? Что он больше любил: мясо, рыбу?
Морозов: В сочетании. Как правило, на стол вождя подавались блюда и рыбные, и мясные.
РГ: Но ведь нельзя согласно принципам здорового питания соединять мясо с рыбой?
Морозов: Это в последнее время стало нельзя. А в наше соединяли, и прекрасно себя люди чувствовали.
РГ: Но есть такое понятие — диета. Все-таки готовили вы для людей, мягко скажем, совсем не молодых. У одного, допустим, гастрит, у другого ожирение, у третьего, пардон, несварение — это как-то учитывалось? Индивидуальный подход был какой-то?
Морозов: Возраст руководства учитывался всегда — не волнуйтесь. Бульон, например, не должен был быть особенно крепким, тут нежность приветствовалась. Мясцо выбиралось нежирное, молочные продукты тоже. Врачи-диетологи выдавали нам определенные рекомендации, мы исполняли их в точности.
РГ: Наверное, вы и сами со временем стали неплохим диетологом?
Морозов: Каждый должен своим заниматься делом. Я никогда ни на чье место под солнцем не претендовал. Мне советовали, я слушал внимательно и думал, как лучше все приготовить. В тонкости диет не вникал.
РГ: Но на глазок вы могли определить: кому можно есть кабанятину, а кому лучше манную кашку?
Морозов: На Анастаса Ивановича Микояна намекаете? С ним я тоже много работал. Каждый день варил ему овсяную кашу — геркулесовую. Обязательно на воде. Причем, когда мы были в Пицунде на отдыхе, он заставлял и меня самого эту кашу есть. Наставлял: мол, очень полезная. Я ел, а потом говорил: «Спасибо, Анастас Иванович».
РГ: Ели с удовольствием?
Морозов: Синюга и есть синюга. На воде же, не на молоке. Сваришь, а она синевой отдает. Ужас, казалось бы, да и невкусно совсем. Но вот, Микоян говорил, что полезно…
Главное — наворачивать с удовольствием!
РГ: Какие же у вас в еде предпочтения?
Морозов: Готов есть все, что достойно на вкус. Принцип простой: если много всего на столе, то нужно есть понемногу.
РГ: Именно по такому принципу, насколько известно, питается Владимир Владимирович Путин.
Морозов: И многие другие руководители. Абсолютно правильно делают: не переедать — это главное. Иначе просто опасно.
РГ: Значит, можно смело пробовать и мясо, и рыбу — смешивать не страшась?
Морозов: Ключевое здесь слово — пробовать.
РГ: Но что вы скажете сторонникам раздельного питания? Когда, допустим, овощи, картошку, макароны, кашу и даже хлеб следует употреблять отдельно от мяса и рыбы…
Морозов: Понятие раздельное или еще какое-то там питание изобрели «новые русские». В этом для нормального человека нет ни радости, ни пользы. Может, меня сегодня поймут неправильно, но, согласитесь, целые столетия люди на Руси жили и кушали, как положено, по принципу — все, что в печи, на стол мечи. Не думали ни о какой диете…
РГ: Поэтому мало жили…
Морозов: Да кто вам сказал — прекрасно жили!
РГ: То есть мясо с картошкой наворачивать можно?
Морозов: Не вижу преграды для этого, вполне здорового желания. При этом важно наш главный «компьютер» — желудок — настроить на определенную волну. Есть желание попробовать что-то — ешь, и все будет в порядке. Но если вы подумаете, что вот это блюдо нельзя и вдруг его съели — вполне возможно, что в этом случае вам станет не совсем комфортно. Еда должна доставлять удовольствие, а для этого должна быть вкусной. Тогда пища нормально усвоится и здоровье вам гарантировано.
РГ: Есть такая поварская доблесть: приготовить кашу из топора. Вы способны на это?
Морозов: Не вижу тут доблести. Топор есть топор, и как его не готовь, он и останется железякой безвкусной…
РГ: Смысл сказки в том, что к железяке добавляли и крупу, и что-то еще из продуктов, в результате получалось вполне съедобное блюдо. Вам с подобным сталкиваться не приходилось?
Морозов: Господь уберег… Всегда под рукой были продукты отборные, на любой вкус и выбор.
РГ: Везет же кремлевским поварам!
Морозов: Да, в этом плане — конечно.
РГ: Домой что-то вам разрешалось прихватить из продуктов? Когда лишнее было, допустим…
Морозов: Это же преступление. Ни в коем случае!
РГ: Интересно, а вы сами голодным бываете?
Морозов: Как все нормальные люди. Случается, вернешься из леса — с «тихой охоты» к примеру, да если еще с корзиной грибов — голоднее волка себя ощущаешь.
РГ: Что же едите тогда?
Морозов: Если дома один, то довольствуюсь парой сосисок — отварю и с картошечкой… Огурчик малосольный опять же, да и те же грибочки, если пожарить с лучком… Вот рассказываю, и уже разгорается аппетит.
РГ: Когда дома вы не один, кто готовит — супруга?
Морозов: — Конечно, она же у нас хозяйка. С Еленой Николаевной мы встретились в Останкино, когда я учился в кулинарном техникуме. Так и идем вместе по жизни — Господь мне послал эту достойнейшую женщину!
РГ: Тоже из кулинарного?
Морозов: Нет, инженер-проектировщик. Построила массу объектов за рубежом. Но готовит прекрасно.
РГ: Как вы оцениваете поварские способности супруги со своей высоко профессиональной точки зрения?
Морозов: Все всегда очень вкусно.
РГ: И вашего уровня?
Морозов: Моего уровня тут не надо. Дома еда должна быть самой простой, сытной и вкусной. Помпезность и вычурность ни к чему. В общем, мы с сыновьями довольны.
РГ: Ребята по вашей стезе пошли?
Морозов: Нет, старший сын закончил Бауманку, второй — институт связи. Работают в бизнесе. Но к моей профессии относятся с уважением.
РГ: Балуете на праздники чем-нибудь вкусненьким?
Морозов: Ну, что-нибудь интересненькое готовлю, конечно. Например, того же фаршированного судачка или поросенка. Хорошую буженинку сделать могу, шашлычок прекрасно замариновать…
РГ: Шашлычок как маринуете — говорят, на кефире модно?
Морозов: Не знаю, не стану ничего опровергать, но по мне шашлык должен мариноваться, как меня учили: перчик, лучок, винца сухого немного. Некоторые пряности можно добавить, лимончик отжать или порезать.
РГ: Мясо — свининка?
Морозов: Самый лучший у меня шашлык получается из баранины. Обязательно кореечку, почечную часть нужно брать — это самое вкусное. Из ножки уже пожестче будет… А какой при жарке запах идет — поэма!..
Андропов передавал «спасибо»
РГ: Так вы сами ушли из Кремля?
Морозов: Да, конечно. 1 августа 1991 года. До путча успел…
РГ: Что же было потом — грибы-ягоды, заслуженный отдых?
Морозов: Немного передохнул и снова начал работать. В банке. А что — там тоже люди, и тоже любят вкусно покушать.
РГ: Платили, наверное, побольше, чем в Кремле?
Морозов: Не стану отрицать. Но потом меня пригласили в Госдуму, и я десять лет проработал там шефом.
РГ: И снова устали?
Морозов: Ну, возраст, конечно. А тут звонит мне Анна Григорьевна Дышкант — мы уже о ней вспоминали, личным поваром Н.С. Хрущева была — и предлагает мне помочь ее другу Армену наладить дело — тот на Лубянке открыл ресторан-музей «Щит и меч». Я человек не ресторанный, сначала отказался. Раз пять приглашали.
Наконец думаю, надо бабку успокоить, пойду, посмотрю, что там за дело. Перешагнул порог — ба, знакомые все лица! По стенам заведения развешаны портреты государственных деятелей, а я практически всех их кормил. Да и тематика мне по душе.
РГ: Что за люди?
Морозов: Андропов, Чебриков и многие другие — предыдущие и последующие руководители спецлужб Советского Союза и России.
РГ: Из представленных там, вы видимо, только Дзержинского с Берией не кормили?
Морозов: Нет, еще кое-кого — не довелось, увы. Но многие из тех — на портретах, кто был у власти в 60-80-х годах, отведали моей стряпни и не раз. С некоторыми я ездил в командировки. Недовольных что-то не припомню.
РГ: С Андроповым вы общались, когда он был генеральным секретарем или еще Председателем КГБ?
Морозов: Напрямую мы не общались. Но еду для него готовили. И тот, кто обслуживал генерального секретаря непосредственно, всегда передавал нам «спасибо» от Андропова.
РГ: Юрий Владимирович выделялся какими-то особыми кулинарными предпочтениями?
Морозов: Скромность — неизменная черта этого человека. Он был настолько занят своей службой, работой, что о еде никогда и не думал. Просто просил приготовить что-нибудь на наше усмотрение. Сообразно рекомендаций врачей, разумеется. А потом только благодарил…
РГ: Понятно, что ресторану, где почитают ваших знатных едоков, вы не могли отказать…
Морозов: Да, я решил помочь им встать на ноги. Пригласил специалистов, которые со мной в Кремле работали, многие откликнулись на призыв. Все, правда, при делах — кремлевские повара нарасхват в лучших ресторанах, гостиницах, клубах Москвы — однако сказали: «Тебя мы выручим, телегу с места сдвинуть надо». Через год-полтора появилось признание, в ресторан теперь не так просто попасть. Особенно много клиентов, разумеется, из силовых структур.
РГ: Название обязывает — «Щит и меч»?
Морозов: Конечно, люди очень довольны. На Лубянке у них появился как бы свой клуб с достойной кухней. В будущем этот ресторан и планируется превратить в клуб. Мы к этому делу идем.
РГ: Чем кормите? Существует ли какая-то специфика в питании работников милиции, ФСБ и других спецслужб? Ясно, что работа у людей нервная, ненормированная — частенько есть приходится что попало, на ходу…
Морозов: Очень простая специфика: обед должен быть сытным, первое блюдо, второе. И непременно хороший кусок мяса. Человек должен не просто забежать и проглотить пищу, не почувствовав вкуса — он должен воздать еде должное. Для этого она должна быть вкусной.
Но у нас здесь и праздники отмечают, награждения, юбилеи. И тут уже в ход идет настоящая кремлевская кухня: заливной поросенок, целая севрюга или осетрина на блюде, баранина по-карски… Все это уникально украшено, подается на блюдах. При желании посетитель может ознакомиться с меню кремлевских приемов. И это не просто какая-то реликвия — можно заказать себе практически любое из указанных там блюд.
РГ: Есть ли в этих меню блюда, придуманные лично вами? Нечто Морозовское…
Морозов: Есть, конечно — у меня немало блюд, которые я так или иначе усовершенствовал. Вот, например, одно из них — и на приемах подавали высокопоставленным лицам, и в нашем ресторане готовят. Условное название «еловая шишка». Нечто типа киевской котлеты. Из куриного филе сооружается как бы шишка, а внутри начинка — фарш из брусники и яблок с добавлением мускатного орешка… Идет на «ура».
РГ: Можно сказать — новогоднее блюдо?
Морозов: Вполне. Проверено: и на Новый Год, и на старый кушается неплохо. Особенно работниками спецслужб.
РГ: Поделитесь рецептом.
Морозов: Пожалуйста. Куриное филе отбивается, фаршируется яблоком с брусникой (бруснично-яблочным пюре) с добавлением мускатного орешка, специй и всего остального. Фаршируется, вылепливается по форме еловой шишки. Панируется в муке, яйце и сухарях. Жарится во фритюре. Подается с брусничным соусом. Тут же фрукты: чернослив, курага и печеные красные яблоки. От этого блюда еще никто не отказывался…
РГ: Под такую шишку и выпить не грех. Ваш любимый тост?
Морозов: За благополучие нашей страны. За Россию, конечно. Потому что с этого все начинается.
Николай Васильевич Морозов родился 15 февраля 1939 года в деревне Гаврилково, Московская область. После семилетки начал свою трудовую жизнь. В Москве окончил кулинарную школу, затем техникум. С начала 60-х годов — кремлевский повар, сотрудник 9-го управления КГБ.
Этапы роста: повар шестого — высшего — разряда, мастер-повар. С 1969 года шеф-повар особой кухни в Кремле. Готовил для Н.С. Хрущева, Л.И. Брежнева, Ю.В. Андропова, К.У. Черненко, М.С. Горбачева и других руководителей Советского Союза. Работал в Кремле до 1 августа 1991 года.
Далее отправился на более «вольные хлеба» — трудился шеф-поваром в банке «Российский кредит», затем десять лет — в Госдуме России. Нынешнее пристанище — ресторан «Щит и меч» на Лубянке. Шеф-повар на государственных елках в Кремле (по особому приглашению).
Женат. Супруга, Елена Николаевна — инженер-проектировщик. Работала в проектном институте «Зарубежстрой». Двое сыновей — бизнесмены.
Н.В. Морозов имеет правительственные награды и многочисленные благодарности от руководителей Советского Союза и Российской Федерации.
Любимые занятия — грибная охота, русская баня, застолье с друзьями.
Кабанчик для Брежнева
Как-то по телевизору показали Рауля Кастро с Брежневым на даче в Завидово — снег, шашлык, чаек дымится… И вроде как прозвучали слова Кастро о том, что вкуснее сала, поджаренного на костре, он деликатеса в жизни своей не едал и четверть века мечтает попробовать снова… То необыкновенное сальцо — это ваша работа?Николай Морозов: Как-то я подсчитал и получилось, что из своих тридцати лет службы на кремлевской кухне где-то примерно пятнадцать я провел в Завидово. Пятница, суббота, воскресенье — все эти дни только там. И каких только гостей мы не встречали!.. Братья Кастро действительно там побывали не раз — Фидель и Рауль.
Но главными и постоянными визитерами там была, конечно же, команда Брежнева: Громыко, Кириленко, Подгорный… Все они — заядлые охотники. А сальцо, особенно зимой, непременно шло на закуску. Но вот деталь: сало мы на костре не жарили, а просто соленое нарезали тонкими ломтиками… И Кастро угощали не у костра, а в резиденции — уже в доме.
РГ: Откуда же такое воспоминание у кубинского лидера — с дымком?
Морозов: У костра мы тоже проводились застолья. Но только после охоты. Как правило, все они бывали удачными, без трофеев не то, что генсек, ни один член политбюро не возвращался. И тогда на костре мы, бывало, целиком зажаривали кабанчика.
РГ: Чем-то мясо дичи отличается от парной свинины?
Морозов: Вкусовыми качествами — мясо более душистое. Кабанчик, как правило, выбирался небольшой. Охотникам, конечно, хотелось, чтобы все делалось на «живом огне». И вот мы с поварами как-то накануне охоты сидели, пивца открыли, да и прикинули: на костре жарить это ж часа три-четыре придется, да и мясо жестковатым получится. А что, если тушу сначала обработать в духовке…
РГ: Схитрили, значит.
Морозов: Что делать — пришлось применить профессиональную хитрость. Кабанчика хорошо просолили, стянули шпагатом — и в духовку. Всю ночь запекали, поливали собственным соком… На следующий день выехали на охоту — Брежнев, Косыгин, Подгорный и другие члены политбюро, секретари ЦК. А это на масленицу как раз было. Блинов напекли, бигус сделали — что-то вроде нашей солянки, но с европейским уклоном.
Ну, и все, что положено: копчености, сосисочки разные, рыбка заливная. Непременно капуста квашенная — очень достойная, с клюквой. Огурчики, помидорчики, яблоки моченые. В общем, полный набор.
Все погрузили в большой короб, и кабанчика нашего туда же. В лес отправились на машинах. А там сугробы огромные, дороги частично перемело. Но добрались до нужного места. Вожди отправились на охоту, а мы развели костер, накрыли стол. Официанты тут же, охрана — все как положено.
После успешной охоты всё внимание на Леонида Ильича: он возбужден, азартно делится впечатлениями, а мы в это время быстренько разгребли огромный костер и над углями повесили кабана. Ну, и мотаем себе потихоньку на вертеле… Вскоре мясо прогрелось, и дух такой пошел, что слюнки у всех потекли.
С нами был Яков Ильич, брат Брежнева, так он первым заметил, говорит: «Смотрите-ка, а кабана-то уже изжарили!..» Все удивились: надо же, как быстро! Мы тушу сняли с огня, ножами разделали и дымящиеся сочные куски мяса разложили на большом блюде. Официанты тут же по пятьдесят граммов зубровки всем налили…
РГ: И поварам?
Морозов: Да, и нам в том числе. За скорость.
РГ: Тамадой, интересно, кто в таких случаях выступал?
Морозов: По-моему, в тот раз, на масленицу, тамадой был Андрей Павлович Кириленко. Первый тост, конечно, за Брежнева.
РГ: Потом Леонид Ильич, наверное, тоже что-то сказал?
Морозов: Нет, он Есенина стал читать. Про мать — очень душевное стихотворение.
РГ: «Ты жива еще, моя старушка…»?
Морозов: Вот-вот…
РГ: Неожиданный поворот на охоте… Вы в это время кем были?
Морозов: Шеф-поваром. Звание шефа получил где-то в 69-м году. На Кремлевской кухне.
РГ: А что до этого делали?
Морозов: Ума-разума набирался — как все.
Горькая шоколадка
РГ: Как, где, у кого — могли бы подробнее рассказать про «сбор разума»?
Морозов: Это долгая песня. Но если надо…
РГ: Да надо бы… Вы родом откуда?
Морозов: Из Подмосковья. Есть такая станция Турист по Савеловской железной дороге. Родился и жил в деревне Гаврилково — в действительности ее уже как бы и нет, хотя на картах и обозначена. Там еще протекает река Волгуша — левый приток Яхромы. На Волгуше стоят деревни Парамоново, Подгорное, Сокольниково, Языково, Горки — ну, и наша была, Гаврилково. Места сказочные. Там теперь на лыжах катаются, отдыхают…
РГ: Родители ваши тоже кулинарами были?
Морозов: Нет, к кулинарии они отношения не имели. Хотя и жили они в сельской местности, но отец был художником, а мама работала на железной дороге, кассиром. На вокзале мои родители и встретились…
РГ: Ваш отец выставлялся где-то?
Морозов: Больших выставок не припомню, он работал при доме культуры в Яхроме. Там и картины писал, и оформлением города к праздникам занимался — вождей рисовал. А я рос в деревне Гаврилково. Там и войну пережили.
РГ: Немцев видели?
Морозов: Довелось, не скрою. Однажды к нашей деревне подошла танковая разведка. Это декабрь 41 года — зима снежная, морозная. Я пацаненком был, но хорошо запомнил танки с крестами. Наша деревушка как бы на пятачке — горы вокруг и единственная дорога. Немцы заглянули к нам всего-то на несколько часов. Зашли и в нашу в хату — обогреться. Набилось человек десять, наверно, не церемонились… Дед ворчать начал, и тут один фриц достал шоколадку и протянул мне. Я попробовал — горькая, но съел, конечно.
РГ: Вас фашисты не тронули?
Морозов: Ни мизинцем. Вскоре, как дед мой потом рассказывал, прибежал офицер, закричал, и все тут же рванули из хаты… Наши войска наступали со стороны Яхромы… Бои упорные, сильные. Нам крепко повезло: немцы отступали не через нашу деревню, а шли по соседним селам: Жуково, Бубносово, Мышенково — их сожгли. Просто подходили с огнеметами к хатам, кто смог, убегал…
А нашу деревню палить не стали. Думаю, к нам заглянули не те немцы, которые карали людей. По закромам, конечно, пошарили — свиней, кур искали. Голодные видно были… Но дед говорил, что люди такое предвидели и всю живность попрятали. И молились при этом. Пронесло, слава Богу!..
РГ: Вы — человек верующий?
Морозов: Крещен во младенчестве. И родители были крещенные, и дед с бабушкой — естественно. Сколько помню себя, иконы были в нашем доме всегда.
РГ: Ваш покровитель — святой Николай Угодник?
Морозов: И Николай Угодник со мной всегда, и Спаситель, и Богородица, и другие святые…
РГ: Сегодня, когда вы обращаетесь к Богу, о чем-то просите?
Морозов: Здоровья прошу, благополучия — для друзей, родных, близких. И всегда благодарю Господа за то, что мне всё дает. Ну, и немножко прошу на будущее, чтобы не оскудевала рука Его…
В людях
РГ: Так как же вы все-таки поваром стали?
Морозов: Получилось так, что мне после семилетки пришлось пойти работать. Хотел поступить в военное училище, но поскольку у мамаши с отцом самочувствие было не самое лучшее — как бы получше сказать — не гарантирующее, чтобы я был спокоен за их жизни, то я отправился зарабатывать деньги.
РГ: Куда, если не секрет?
Морозов: На станции Турист есть больница — все ее называли Шумской (детская ортопедоневрологическая школа-интернат-больница им. Е.Л. Шумской — М.С). Там старались облегчить участь детям, изуродованным церебральным параличом. Меня туда взяли разнорабочим.
А вскоре случилось несчастье: человеку, который работал на кухне, циркуляркой порезало ноги… Короче, мне — подростку пришлось заменить его. Тут-то и начались мои университеты. Кухня есть кухня. Хоть с циркуляркой, хоть без нее — крутиться приходилось с утра до ночи…
РГ: Помните, как варили свой первый компот?
Морозов: До кастрюль меня долго не допускали. Работал подсобным на кухне, делал все, что просили.
РГ: Посуду мыли?
Морозов: Нет, посуду не мыл и картошку не чистил. Но разрубал туши, разделывал мясо, перебирал сухофрукты разные — да много всяких дел в этой сфере. Больных детей могло спасти только хорошее питание. А время не очень-то сытное — начало 50-х годов. Много не хватало, особенно витаминов. Как-то выкручивались, старались.
Потихоньку стали и меня к плите допускать. Одно приготовлю, другое. Достойные учителя рядом были, повара от Бога. Через год мне говорят: ну что ты здесь все в разнорабочих бегаешь — давай учиться иди, у тебя талант к нашему делу…
РГ: Так и сказали — талант?
Морозов: Сказали иначе, я бы, наверное, еще подумал. Ну, а раз так-то — это меня вдохновило. С чего бы, думаю, такое во мне? Бывало на рыбалку едем, рыбу поймали, я сразу костер развожу. Рыбу запекаю, картошечку — тех, кто пробовал, за уши потом от меня не оттащить: давай еще и еще приготовь, канючат…
РГ: Рыба с картошкой стала вашим первым коронным блюдом?
Морозов: Совершенно верно — чудил по молодости… На больничной кухне меня научили прилично готовить из того, что есть под рукой. Практика, конечно, своеобразная, но весьма, считаю, полезная. Ну, и любознательным до жути был, разными секретами приготовления пищи интересоваться — для повара это, в общем-то, самое важное.
Искать, экспериментировать, добиваться нового вкуса. Если есть возможность изучить и понять что-то новое, этого никак нельзя упускать. Даже если смертельно устал, даже если сначала не больно-то хочется. Все окупится после — сторицей.
РГ: Лучшая школа для повара — кухня?
Морозов: В смысле практика? Нет, одной ее маловато будет. Вот и мне говорят: в Москве есть кулинарные училища, там можно настоящие навыки получить, а потом и работу достойную. Как называются, спрашиваю. Да в ПТУ тебе надо, говорят — в профтехучилище… Дали адресок, я и поехал.
РГ: И рекомендацию дали какую-то?
Морозов: Нет, только адрес и все. Я поехал, а там говорят: что же вы так поздно, курс еще летом набрали… А тут, как назло, осень. Расстроился да так, что, возвращаясь домой на дмитровской электричке, проскочил свою станцию — Яхрому. Ладно, думаю, погуляю в Дмитрове до обратного поезда. Паровики ходили в то время, не электрички. И не так часто, как сейчас.
В общем, было время, и я отправился в город. Иду от вокзала — напротив здание. Оказалось, что там расположена бухгалтерия вокзального ресторана. Метров сто примерно идти через площадь. Люди вокруг, и вдруг вижу: переходит дорогу человек в куртке белой и колпаке. Румяный такой, но не слишком высокого роста, крепко сбитый, но не раскормленный. Эталон нашего брата!..
РГ: А в кино вас этакими раскормленными боровами привыкли показывать — не типично?
Морозов: Ну, это же для комичности делается. Хотя свою профессию я смешной не считаю. И юмор поэтому не очень люблю.
РГ: Разве юмор в вашей профессии не присутствует: вспомните хотя бы Хазанова-классика с его кулинарным техникумом… Всем смешно!
Морозов: Но в жизни ведь не так. И в техникуме, если, конечно, добросовестно учиться, совсем не до шуток. Я уж не говорю о своей работе в Кремле…
РГ: Хорошо, но после работы, в домашней обстановке — вы можете пошутить?
Морозов: Не тянет… Супруга, кстати, иногда делает мне замечание: мол, маловато во мне этого самого… юмора. С тобой, говорит, сложно отдыхать — больно уж человек серьезный. Но не могу я быстро переключаться…
Романтика вагон-ресторана
РГ: Понятно. Извините, отвлекся. Так вы с тем человеком в колпаке все-таки познакомились?
Морозов: Бросился к нему, говорю: «Уважаемый, скажите, пожалуйста, вам повара не нужны случайно?» Он глаза вскидывает и строго так: «Случайные — нет. А хорошие всегда пригодятся». Ну, я стою, плечами пожимаю — хвалить себя как-то не привык. Он посмотрел на меня внимательно и говорит: «Ладно, пойдем со мной, оформим тебя». Тут же, можно сказать — с ходу! Даже имени не спросил, не говоря уж о паспорте. Надо же каким Мессингом оказался — я был здорово удивлен…
РГ: Кем же был на самом деле тот славный и проницательный человек?
Морозов: Иванков Иван Федорович — выдающийся мастер нашего дела, шеф-повар привокзального ресторана. Потом он книгу мне свою подарил — по кулинарии народной. Сам написал. Там он подробно растолковал, что такое добротная русская кухня, назовем ее так. В то время о заморских блюдах никто даже не заикался…
РГ: Сколько же вам тогда было годков?
Морозов: Где-то семнадцать. Несмотря на то, что в моей трудовой книжке красовалась всего одна скромная запись «рабочий подсобной кухни», я был зачислен на самый высокий ученический разряд — 1-й. Иванков привел меня в ресторанный зал, собрал всех работников и с пафосом говорит: «Вот, друзья, прошу любить и жаловать — наши пенаты пополняются свежими силами!»
А там зубры стоят матерые, повара 50-60-летние, фронтовики все, как минимум!.. Я вроде немного съежился, но меня тут же приободрили, выдали белую куртку, колпак и сразу отправили на ответственный пост.
РГ: Интересно, какой?
Морозов: Для начала определили в цех, где идет заготовка мяса. Раньше ведь все приходило потушно, это сейчас кусками. А в то время баран поступал на кухню бараном, корова — коровой. Не с потрохами, конечно, в разрубе… И там мастер был очень достойный. Я сразу понял: тут у каждого есть чему поучиться.
Удивительно, но люди вокруг оказались настолько доброжелательными и так тепло меня приняли, что мне очень быстро стало казаться, что я всю жизнь работаю с ними. Ну, как родные — на самом деле! А через полгода меня отправили в Москву — по заявке, учиться в поварской школе. Так я заработал свою третью категорию, с нее начинается отсчет поварской квалификации.
РГ: И жить стали в Москве?
Морозов: Нет, каждый день ездил на поезде. Конечно, далековато, но оно того стоило. Затем в кулинарный техникум поступил, который в Останкино. На вечернее отделение, разумеется. Мама сильно болела, я не мог не работать. Позволил себе в вагон-ресторан пойти: 15 суток в дороге, 15 дома. Самый подходящий для меня вариант. Учился и трудился. И страну удалось посмотреть — аж до самого Владивостока. На Пекинской линии много раз был — даже специально туда приглашали…
РГ: Китайцам понравилась ваша стряпня?
Морозов: Да, они обожают все русское… Но в Китай нас не пускали, там другие работали. На границе вагон-ресторан отцепляли, поезд шел дальше, а мы ждали, когда он вернется. Рыбалкой занимались, грибы собирали — занятий хватало…
И так пролетели четыре года. Перед окончанием техникума меня и еще двоих из нашей группы вызвали к руководству, сказали: есть три заявки на работу в спецслужбах, согласны? Но я это как-то мимо ушей пропустил: ничего интересней работы в вагоне-ресторане себе не представлял — там же сплошная романтика, мне казалось…
РГ: Но работа тяжелая?
Морозов: Страшно тяжелая. С шести утра и до закрытия, до 23 часов, как правило. Никто не спрашивал, сколько ты отработал. Но условия для сна у нас неплохие были: специальный вагон, штабной, два купе — мужское и женское. Добредешь до койки и падаешь совершенно без всяких чувств…
РГ: Зарабатывали неплохо?
Морозов: Достаточно. Прогрессивка, выполнение плана, колесные, в смысле командировочные… Терпимо.
РГ: Ваше коронное блюдо в те времена?
Морозов: Соляночка, уха, борщ. И что удивительно, ведь самых разных людей возили, и всем наша кухня нравилась. Помню, в Хельсинки проводилась Олимпиада, так китайские делегации, монгольские — все на наших поездах. А еще святые отцы ездили часто. Всегда заказывали постное: осетринку, черную икорку…
РГ: Ничего себе постное!
Морозов: Говорили, что в дороге можно и послабление взять… Военных очень много было. Особенно из Германии во Владивосток и обратно. Летчики из морской авиации — добрые молодцы… И выпить могли, и пошутить. Общительные! Давно, честно говоря, это было, но я той работой до сих пор доволен. Хотя и строгости большие были, и все такое…
РГ: Какое, например?
Морозов: Взять хотя бы закладку продуктов — все до последнего грамма должно быть рассчитано. А весы-то под стук железных колес неспокойны — стрелка прыгает, как сумасшедшая, особенно когда вдоль Байкала едешь… И красотища вокруг — тоже в общем-то отвлекает… Это сегодня вольности всякие дозволяются, а у нас строго все было. Сколько положено мяса в борщ положить, столько и клади.
РГ: Та закладка до сих вам, видимо, снится?
Морозов: Закладка — да, очень страшно было… ошибиться. Но я считаю, все было оправдано, потому что дисциплинировало людей, которые там работали. Не давали нам распоясаться — умыкнуть какие-то продукты направо, налево… Хорошая школа, особенно для начинающих. Человек сразу определялся: быть ему честным в профессии или нет.
РГ: Что значит быть честным в вашей профессии?
Морозов: Да как и везде — работать по совести.
РГ: Не распускаться, да? Низменным чувствам не поддаваться? Не воровать — короче?
Морозов: Вроде того. Вообще-то, с младых ногтей, как говорится, следует задумываться о собственном будущем. Не даром же говорят: каждый сам кузнец своего счастья. Ну, и своей карьеры — естественно. Раньше не звучало как-то это слова — «карьера». Но понимание было, и в нашей профессии в том числе.
Заявка спецслужб
РГ: Так вы по молодости решили всю жизнь провести в вагоне-ресторане?
Морозов: Всю не всю, но нравилось мне это дело! А тут выпускные экзамены, сдал все успешно и мне вручили «красный диплом». Директор в кабинет приглашает и говорит: «Вот три заявки престижные… Я, ребята, к вам присмотрелся, вы могли бы сделать неплохую карьеру… Петровка, 38, Кремль — выбирайте. Сходите туда и сюда, присмотритесь… В принципе, никто не неволит, но если хорошенько подумать...» Что делать — отправились по адресам.
РГ: А что за ребята были с вами?
Морозов: Нормальные повара. Мы дружили: Михаил Гринберг, Виктор Симон… В то время по отчеству-то и не называли друг друга. Ну, и я, Николай. Гринберг где-то работал у ВДНХ — была там одна фабричонка, где соки делали. Симон из Молдавии, подрабатывал в кафе… Но мы не чересчур вникали, кто что делает и чем занимается. В основном, встречались на сессии, да иногда могли в ресторане «Останкино» посидеть, в Ботаническом саду погулять немножко — одному-то не хочется, а с друзьями нормально.
РГ: Тогда вы уже жили в Москве?
Морозов: Да, снимал комнатушку у одной бабушки во Владыкино. Вокруг церквушки деревня была. Рядом кирпичный завод и свалка… Запомнилось, как в декабре в деревне резали поросят — к Новому году. Ходил смотреть… Еще, помню, случалось свободное время, и мы на танцы бегали… Вся моя тревожная молодость там прошла.
РГ: И что же спецслужбы?
Морозов: В конце июня поехали на Петровку, 38, в московское ГУВД. Зашли, побеседовали с полковником-кадровиком. Значит так,- говорит, — мы вам даем младших лейтенантов, и вы едете в Ленинградскую школу ОБХСС — учиться. Будете в милиции по своему профилю работать — ресторанное дело, магазинное, по базам всяким, складам… Прекрасно же знаете, кто где и как прячет… Неплохую, в общем-то, перспективку нарисовал. Но я думаю, дай-ка еще в Кремль загляну, узнаю хотя бы, чем там кормят… И пошел, правда, один.
И тут меня встретил полковник. Кадровик. Рассказал, что, если я подойду, то буду работать на самой главной в стране кухне. Конечно, мне хотелось каких-то подробностей, но офицер сказал, что так вот сходу ничего мне рассказать не может, все, мол, узнаю, если проверку пройду… А мне, честно говоря, просто хотелось подстраховаться — чтобы не шагать в пропасть…
РГ: Почему ваши друзья не пошли в Кремль?
Морозов: Да была одна деликатность. Гринберг сам в Кремль не пошел, он понимал, что пресловутый «пятый пункт» станет тормозом в его анкете. Да он уже и в возрасте был, вдвое старше меня — так что извините…
А Симон сначала не захотел, но я настоял, и он написал заявление, подал документы, но не прошел медкомиссию: плоскостопие выявили и другие проблемы со здоровьем. А у меня с медкомиссией вроде бы все получалось: жди, говорят, вызова. Ждал с полгода. Вернее, не ждал уже ничего такого, продолжал колесить по стране — в ус не дул, да к службе в армии готовился. И вдруг на адрес родителей пришло из Кремля письмо: зачисляют.
РГ: Обрадовались?
Морозов: Да как сказать — интересно, конечно, было.
По рецептам сталинских поваров
РГ: Это какой год?
Морозов: Где-то шестидесятые. Начал, как водится, опять с низов, пока со всем огромным хозяйством меня ознакомили…
РГ: Но чем-то же вас поразила кремлевская кухня? От вагона-ресторана отличалась, наверное?
Морозов: Главное, что меня потрясло и что коренным образом отличало эту кухню от всех моих предыдущих — это просто какая-то нечеловеческая беспрецедентная дисциплина. И страшная аккуратность — во всем. Я еще застал там сталинских поваров, которые непосредственно кормили «вождя народов». На эту должность при Сталине назначали исключительно мужчин.
В последние годы жизни его обслуживали просто выдающиеся повара: Судинский, Маленов, Сливин и Будяков… По приказу Берия после смерти Сталина весь обслуживающий персонал, включая и поваров, был распущен, однако потом их вернули в Кремль. И правильно сделали: ведь по уровню мастерства никто не мог с ними сравниться. Они и задавали здесь тон.
РГ: На кухне, наверное, перед ними все трепетали?
Морозов: Преклонялись — это было. Но так, чтобы трепетать… В общении они были сердечными и простыми людьми. В конечном итоге стали моими высококлассными учителями. По стилю работы, по классике, по художественному исполнению — академики нашего ремесла!.. Благодаря таким людям приготовление пищи в Кремле было поставлено на высочайший уровень.
РГ: Чем же так поразили вас кремлевские повара? По-особому нарезали салаты что ли?
Морозов: Не в салатах дело. Но, попав на кремлевскую кухню, я понял: есть земля в нашей профессии, а есть небо. Перешагнул порог и оказался в ином измерении, как бы… Чего стоило одно меню — совершенно необыкновенный подбор блюд и напитков!
РГ: По сравнению с чем — городской столовой, рестораном?
Морозов: Да с чем угодно. С городскими заведениями общепита это лучше даже не сравнивать. Ну, и высший супер во всем — в выборе продуктов, процессе приготовления, оформлении. Даже, казалось бы, самое элементарное блюдо готовилось ювелирно.
РГ: Могли бы примером побаловать?
Морозов: Те же борщик, соляночка — все это получалось не как еда, а вроде и как произведение какого-нибудь искусства.
РГ: Кулинарного, разумеется.
Морозов: Да, именно на кремлевской кухне я понял, что есть и такое искусство. И нарезочка делалась там совершенно уникальная. Одна укладка чего стоила: кусочек той же картошки должен был укладываться обязательно поперек ложечки, а не так, что человек возьмет, да ненароком испачкается… Уникальные вещи!
Про дисциплину уже молчу: оттепель там или что-то еще в политике — на кухне никто не смел расслабляться. Даже когда люди на пенсию выходили, все равно продолжали работать в полную силу, с присущим блеском, изяществом…
РГ: В быту тоже не расслаблялись?
Морозов: Не было такого. Кремлевские повара всегда только трезвые, аккуратные, нацеленные на выполнение государственной задачи — там ведь приемы один за другим, не расслабишься…
РГ: Вы свою работу на первом приеме запомнили?
Морозов: Все помню, но не обо всем рассказать могу. Вы должны понять это правильно…
РГ: Понимаю.
Морозов: Хорошо, если так. Наша работа в Кремле не то, что секретная, но имеет свои нюансы, о которых всем знать ни к чему.
РГ: Но что-то, видимо, можно и рассказать? Какие блюда вы чаще всего готовили для приемов?
Морозов: Как правило, готовились блюда русской кухни. Зарубежного фактически ничего не было. Если шел поросеночек, то фаршировался он целиком и был без единой косточки. На столе должен был выглядеть румяным и аппетитным, а не котлетой какой-нибудь отбивной… Гуси, утки, идейки, перепела — ох, какой лепоты мы там только не делали.
Если шел осетр — так метра на полтора-два длиной, просто царский красавец!.. На стол его подавали на серебряном блюде. Официантам приходилось непросто — до двадцати кило тянуло такое кушанье… Такое раз в жизни увидишь, и не забудешь уже никогда.
РГ: У вас есть фотографии?
Морозов: Вообще-то все оригинальные блюда кремлевской кухни непременно фотографировались. Это чтобы в другой раз на большом приеме каком-то не повторяться. Мысль художника пульсировать должна…
РГ: Значит, повар — это художник?
Морозов: В Кремле — непременно.
РГ: Но когда Вы только начинали — что вам доверили?
Морозов: На первых порах, как всегда, что-то такое второстепенное. Потому что главное выполняли мастера-повара. А молодежь всегда на подхвате. Скажем так: к молодежи поначалу там относились ревностно.
РГ: Какой принцип: «смотри и делай, как я» или же показывали все, растолковывали?
Морозов: Чтобы мастер тебе сказал, делай как я, нужно было еще войти к нему в душу, расположить к себе… Не у каждого это получалось.
Сможешь — учись. Секи глазами налево и направо. Это уже после было — ты должен научить или на поруки кого-то взять, как наставник — в 70-е годы. А в то время, когда я начинал, ничего просто так не делалось. Надо было расположить к себе мастера, чтобы он сам решил поделиться с тобой своими секретами, понимаете? Показать, особенность какую-то выявить…
Потому что в кулинарии то, что ты закладываешь в кастрюлю — что положено, разумеется — не факт, что еще станет борщом. Казалось бы, все положил — а вкуса нет, не получается. Значит, нужно довести до вкуса. Есть борщ украинский, а есть московский — это же разные блюда! Соляночка — если рыбная, с осетринкой — должна быть поострее, а если мясная, то помягче.
В кулинарии много особенностей, все на них в принципе строится… Их и надо было уловить, перенять от сталинских мастеров. Ну, мне удалось прийтись многим из них по душе, поэтому все нужное мне показали, а я быстро схватывал, брал на вооружение.
Все на нервах — ошибаться нельзя
РГ: Николай Васильевич, а как насчет проколов — случались какие-нибудь неудачи? Недосолили, допустим, севрюгу с хреном и высокопоставленный едок осерчал?
Морозов: Пересол у нас на спине, а недосол на столе — это старая пословица. Может, подумаете, что хвастаюсь, но за все мои десятилетия на кремлевской кухне со мной не случилось ни одного прокола. Когда уходил, руководство даже осудило немного — за то, что я так рано покидаю эту службу. Но я просто счел нужным уйти.
РГ: Устали?
Морозов: Слово не то… Постоянное напряжение, оголенные нервы, полная отдача сил — нельзя же так жить бесконечно! Иногда в сутки приходилось по часу спать. В командировках все это сплошь и рядом. В Индии, куда мы летали с Брежневым или во Владивостоке, где генеральный секретарь встречался с президентом США Фордом, я доходил до полного изнеможения.
Обслуживать первых лиц особенно на выезде — колоссальнейшая работа. Вспоминаю те ночи и дни и до сих пор понять не могу, как же мне удавалось выполнить поставленную задачу и при этом себя сохранить физически…
Когда меня взяли в Кремль, я первым делом поинтересовался у кадровика: как здесь ориентироваться, что можно делать, а что нельзя? Он ответил примерно так: идешь в систему, где все дано, но и за все с тебя спросится непременно. А самое главное — ошибаться нельзя. Вот с этим лозунгом я прожил все свои кремлевские годы.
РГ: И не ошиблись ни разу?
Морозов: Бог миловал.
Кремлевская диета
РГ: Вы пришли при Хрущеве? У него какие предпочтения были в еде?
Морозов: Никита Сергеевич, насколько мне известно, с уважением относился ко всему, что вкусно готовили.
РГ: Что больше всего любил?
Морозов: Все любил. Не так давно мы похоронили Анну Григорьевну Дышкант — царствие ей Небесное. Такая худенькая старушка-повариха была. Так вот, она работала с Хрущевым еще со времен его киевской власти. И в Москву он ее пригласил, и готовила она ему до последних дней жизни, даже когда уже сняли Хрущева со всех постов.
РГ: Личный повар?
Морозов: Личный, домашний, самый преданный повар. Очень одаренной была…
РГ: Что-то о своей работе с Хрущевым она вам рассказывала?
Морозов: Ну, какие-то вещи — конечно. Судьба у нее очень трагичная. Во время войны вся семья погибла: в Сталинграде — под бомбами двое крошечных деток, а потом не вернулся из боя муж-летчик. Иная бы свихнулась от такого горя, но Анна Григорьевна оказалась очень мужественной женщиной.
Пошла на фронт медсестрой. Да не просто куда-то, а в самое пекло — воевала в штрафбате. Войну закончила гвардии старшим сержантом. Вернулась к родителям в Киев, устроилась работать в столовую ЦК, там и приметил ее генерал Столяров, личный охранник Хрущева. Предложил поработать у Никиты Сергеевича. Между прочим, начинала она подавальщицей…
РГ: Это нечто ужасное?
Морозов: Да все мы с чего-то же начинали…
РГ: Рецепт любимого блюда Хрущева она вам, конечно, поведала?
Морозов: Разумеется. Блюдо довольно простое и сытное. Охотничий кулеш называется. Курица, сало, лук, рис, помидоры, яйца, зелень… Но я это блюдо не готовил.
РГ: А что вы готовили — первым лицам?
Морозов: Например, мы часто варили уху. Тройную. С Алексеем Николаевичем Косыгиным. И Брежнев ее очень любил.
РГ: Как это — тройная?
Морозов: Сколько вам лет, молодой человек? Пятьдесят — пора бы знать… Первая партия рыбы закладывается в воду такая — ерши, плотвица, окунечки. Минут пятнадцать варить, а потом бульон процедить и дальше заправить кусочками рыбы крупнее — судак, лещ, налим. Несколько луковиц потребуется, морковь, корни петрушки или сельдерея, добавляется соль естественно… В третью закладку кладем осетрину, форель, горбушу…
РГ: Ага, вспомнил: потом еще водки мерзавчик — всенепременно?!
Морозов: Необязательно. При желании, добавляли, конечно. Но я и тогда считал и сегодня на той же стою позиции: водка в ухе — экзотика, не более. Крепость, конечно, улетучивается с парами, но зачем аромат рыбы лишней горечью перебивать? Не стоит…
РГ: Косыгин какую уху уважал: с водкой или без?
Морозов: Без. Он сам любил руководить приготовлением этого кушанья. Заранее мне говорил: «Я сегодня буду уху варить, приготовьте все, что надо». Потом мы с помощниками варили уху, а в процессе премьер-министр страны подходил к нам два-три раза, пробовал, советовал что-то…
Мы, конечно, и сами знали, как надо, но его руководящими указаниями не пренебрегали. Потом, когда блюдо было готово, вместе с Косыгиным доставляли огромную дымящуюся кастрюлю к столу. Я говорил: «Алексей Николаевич сварил уху», и все присутствующие ликовали. Потом пробовали и хвалили наперебой…
РГ: Николай Васильевич, вот, допустим, застолье идет полным ходом — все едят, пьют и снова с энтузиазмом закусывают. Вы же, видимо, наблюдаете за процессом — что в такие минуты чувствуют повара?
Морозов: Волнуются конечно. Разумеется, вопрос, чтобы все были сыты-довольны никогда не стоял. Само собой, что вся еда у нас должна быть только вкусной и достойной. Иначе зачем нужна кремлевская кухня?
РГ: Сами-то вы пробовали свои блюда?
Морозов: И не по одному разу — иначе блюдо до нужного вкуса не довести. Повар — это же и дегустатор тончайший. Вот как с куревом бывает: казалось бы, море вокруг разного табака. А берешь одну папироску — один вкус, берешь другую — иной совсем… Вот так же и на нашей кухне.
РГ: Вы что, заядлый курильщик?
Морозов: Да нет, некурящий вовсе. Но признаться, дымок сигарет Леонида Ильича мне нравился. Ему делали «Новость» на спецзаказ — ароматная вещь!
РГ: О вкусовых предпочтениях Брежнева что-то расскажете? Что он больше любил: мясо, рыбу?
Морозов: В сочетании. Как правило, на стол вождя подавались блюда и рыбные, и мясные.
РГ: Но ведь нельзя согласно принципам здорового питания соединять мясо с рыбой?
Морозов: Это в последнее время стало нельзя. А в наше соединяли, и прекрасно себя люди чувствовали.
РГ: Но есть такое понятие — диета. Все-таки готовили вы для людей, мягко скажем, совсем не молодых. У одного, допустим, гастрит, у другого ожирение, у третьего, пардон, несварение — это как-то учитывалось? Индивидуальный подход был какой-то?
Морозов: Возраст руководства учитывался всегда — не волнуйтесь. Бульон, например, не должен был быть особенно крепким, тут нежность приветствовалась. Мясцо выбиралось нежирное, молочные продукты тоже. Врачи-диетологи выдавали нам определенные рекомендации, мы исполняли их в точности.
РГ: Наверное, вы и сами со временем стали неплохим диетологом?
Морозов: Каждый должен своим заниматься делом. Я никогда ни на чье место под солнцем не претендовал. Мне советовали, я слушал внимательно и думал, как лучше все приготовить. В тонкости диет не вникал.
РГ: Но на глазок вы могли определить: кому можно есть кабанятину, а кому лучше манную кашку?
Морозов: На Анастаса Ивановича Микояна намекаете? С ним я тоже много работал. Каждый день варил ему овсяную кашу — геркулесовую. Обязательно на воде. Причем, когда мы были в Пицунде на отдыхе, он заставлял и меня самого эту кашу есть. Наставлял: мол, очень полезная. Я ел, а потом говорил: «Спасибо, Анастас Иванович».
РГ: Ели с удовольствием?
Морозов: Синюга и есть синюга. На воде же, не на молоке. Сваришь, а она синевой отдает. Ужас, казалось бы, да и невкусно совсем. Но вот, Микоян говорил, что полезно…
Главное — наворачивать с удовольствием!
РГ: Какие же у вас в еде предпочтения?
Морозов: Готов есть все, что достойно на вкус. Принцип простой: если много всего на столе, то нужно есть понемногу.
РГ: Именно по такому принципу, насколько известно, питается Владимир Владимирович Путин.
Морозов: И многие другие руководители. Абсолютно правильно делают: не переедать — это главное. Иначе просто опасно.
РГ: Значит, можно смело пробовать и мясо, и рыбу — смешивать не страшась?
Морозов: Ключевое здесь слово — пробовать.
РГ: Но что вы скажете сторонникам раздельного питания? Когда, допустим, овощи, картошку, макароны, кашу и даже хлеб следует употреблять отдельно от мяса и рыбы…
Морозов: Понятие раздельное или еще какое-то там питание изобрели «новые русские». В этом для нормального человека нет ни радости, ни пользы. Может, меня сегодня поймут неправильно, но, согласитесь, целые столетия люди на Руси жили и кушали, как положено, по принципу — все, что в печи, на стол мечи. Не думали ни о какой диете…
РГ: Поэтому мало жили…
Морозов: Да кто вам сказал — прекрасно жили!
РГ: То есть мясо с картошкой наворачивать можно?
Морозов: Не вижу преграды для этого, вполне здорового желания. При этом важно наш главный «компьютер» — желудок — настроить на определенную волну. Есть желание попробовать что-то — ешь, и все будет в порядке. Но если вы подумаете, что вот это блюдо нельзя и вдруг его съели — вполне возможно, что в этом случае вам станет не совсем комфортно. Еда должна доставлять удовольствие, а для этого должна быть вкусной. Тогда пища нормально усвоится и здоровье вам гарантировано.
РГ: Есть такая поварская доблесть: приготовить кашу из топора. Вы способны на это?
Морозов: Не вижу тут доблести. Топор есть топор, и как его не готовь, он и останется железякой безвкусной…
РГ: Смысл сказки в том, что к железяке добавляли и крупу, и что-то еще из продуктов, в результате получалось вполне съедобное блюдо. Вам с подобным сталкиваться не приходилось?
Морозов: Господь уберег… Всегда под рукой были продукты отборные, на любой вкус и выбор.
РГ: Везет же кремлевским поварам!
Морозов: Да, в этом плане — конечно.
РГ: Домой что-то вам разрешалось прихватить из продуктов? Когда лишнее было, допустим…
Морозов: Это же преступление. Ни в коем случае!
РГ: Интересно, а вы сами голодным бываете?
Морозов: Как все нормальные люди. Случается, вернешься из леса — с «тихой охоты» к примеру, да если еще с корзиной грибов — голоднее волка себя ощущаешь.
РГ: Что же едите тогда?
Морозов: Если дома один, то довольствуюсь парой сосисок — отварю и с картошечкой… Огурчик малосольный опять же, да и те же грибочки, если пожарить с лучком… Вот рассказываю, и уже разгорается аппетит.
РГ: Когда дома вы не один, кто готовит — супруга?
Морозов: — Конечно, она же у нас хозяйка. С Еленой Николаевной мы встретились в Останкино, когда я учился в кулинарном техникуме. Так и идем вместе по жизни — Господь мне послал эту достойнейшую женщину!
РГ: Тоже из кулинарного?
Морозов: Нет, инженер-проектировщик. Построила массу объектов за рубежом. Но готовит прекрасно.
РГ: Как вы оцениваете поварские способности супруги со своей высоко профессиональной точки зрения?
Морозов: Все всегда очень вкусно.
РГ: И вашего уровня?
Морозов: Моего уровня тут не надо. Дома еда должна быть самой простой, сытной и вкусной. Помпезность и вычурность ни к чему. В общем, мы с сыновьями довольны.
РГ: Ребята по вашей стезе пошли?
Морозов: Нет, старший сын закончил Бауманку, второй — институт связи. Работают в бизнесе. Но к моей профессии относятся с уважением.
РГ: Балуете на праздники чем-нибудь вкусненьким?
Морозов: Ну, что-нибудь интересненькое готовлю, конечно. Например, того же фаршированного судачка или поросенка. Хорошую буженинку сделать могу, шашлычок прекрасно замариновать…
РГ: Шашлычок как маринуете — говорят, на кефире модно?
Морозов: Не знаю, не стану ничего опровергать, но по мне шашлык должен мариноваться, как меня учили: перчик, лучок, винца сухого немного. Некоторые пряности можно добавить, лимончик отжать или порезать.
РГ: Мясо — свининка?
Морозов: Самый лучший у меня шашлык получается из баранины. Обязательно кореечку, почечную часть нужно брать — это самое вкусное. Из ножки уже пожестче будет… А какой при жарке запах идет — поэма!..
Андропов передавал «спасибо»
РГ: Так вы сами ушли из Кремля?
Морозов: Да, конечно. 1 августа 1991 года. До путча успел…
РГ: Что же было потом — грибы-ягоды, заслуженный отдых?
Морозов: Немного передохнул и снова начал работать. В банке. А что — там тоже люди, и тоже любят вкусно покушать.
РГ: Платили, наверное, побольше, чем в Кремле?
Морозов: Не стану отрицать. Но потом меня пригласили в Госдуму, и я десять лет проработал там шефом.
РГ: И снова устали?
Морозов: Ну, возраст, конечно. А тут звонит мне Анна Григорьевна Дышкант — мы уже о ней вспоминали, личным поваром Н.С. Хрущева была — и предлагает мне помочь ее другу Армену наладить дело — тот на Лубянке открыл ресторан-музей «Щит и меч». Я человек не ресторанный, сначала отказался. Раз пять приглашали.
Наконец думаю, надо бабку успокоить, пойду, посмотрю, что там за дело. Перешагнул порог — ба, знакомые все лица! По стенам заведения развешаны портреты государственных деятелей, а я практически всех их кормил. Да и тематика мне по душе.
РГ: Что за люди?
Морозов: Андропов, Чебриков и многие другие — предыдущие и последующие руководители спецлужб Советского Союза и России.
РГ: Из представленных там, вы видимо, только Дзержинского с Берией не кормили?
Морозов: Нет, еще кое-кого — не довелось, увы. Но многие из тех — на портретах, кто был у власти в 60-80-х годах, отведали моей стряпни и не раз. С некоторыми я ездил в командировки. Недовольных что-то не припомню.
РГ: С Андроповым вы общались, когда он был генеральным секретарем или еще Председателем КГБ?
Морозов: Напрямую мы не общались. Но еду для него готовили. И тот, кто обслуживал генерального секретаря непосредственно, всегда передавал нам «спасибо» от Андропова.
РГ: Юрий Владимирович выделялся какими-то особыми кулинарными предпочтениями?
Морозов: Скромность — неизменная черта этого человека. Он был настолько занят своей службой, работой, что о еде никогда и не думал. Просто просил приготовить что-нибудь на наше усмотрение. Сообразно рекомендаций врачей, разумеется. А потом только благодарил…
РГ: Понятно, что ресторану, где почитают ваших знатных едоков, вы не могли отказать…
Морозов: Да, я решил помочь им встать на ноги. Пригласил специалистов, которые со мной в Кремле работали, многие откликнулись на призыв. Все, правда, при делах — кремлевские повара нарасхват в лучших ресторанах, гостиницах, клубах Москвы — однако сказали: «Тебя мы выручим, телегу с места сдвинуть надо». Через год-полтора появилось признание, в ресторан теперь не так просто попасть. Особенно много клиентов, разумеется, из силовых структур.
РГ: Название обязывает — «Щит и меч»?
Морозов: Конечно, люди очень довольны. На Лубянке у них появился как бы свой клуб с достойной кухней. В будущем этот ресторан и планируется превратить в клуб. Мы к этому делу идем.
РГ: Чем кормите? Существует ли какая-то специфика в питании работников милиции, ФСБ и других спецслужб? Ясно, что работа у людей нервная, ненормированная — частенько есть приходится что попало, на ходу…
Морозов: Очень простая специфика: обед должен быть сытным, первое блюдо, второе. И непременно хороший кусок мяса. Человек должен не просто забежать и проглотить пищу, не почувствовав вкуса — он должен воздать еде должное. Для этого она должна быть вкусной.
Но у нас здесь и праздники отмечают, награждения, юбилеи. И тут уже в ход идет настоящая кремлевская кухня: заливной поросенок, целая севрюга или осетрина на блюде, баранина по-карски… Все это уникально украшено, подается на блюдах. При желании посетитель может ознакомиться с меню кремлевских приемов. И это не просто какая-то реликвия — можно заказать себе практически любое из указанных там блюд.
РГ: Есть ли в этих меню блюда, придуманные лично вами? Нечто Морозовское…
Морозов: Есть, конечно — у меня немало блюд, которые я так или иначе усовершенствовал. Вот, например, одно из них — и на приемах подавали высокопоставленным лицам, и в нашем ресторане готовят. Условное название «еловая шишка». Нечто типа киевской котлеты. Из куриного филе сооружается как бы шишка, а внутри начинка — фарш из брусники и яблок с добавлением мускатного орешка… Идет на «ура».
РГ: Можно сказать — новогоднее блюдо?
Морозов: Вполне. Проверено: и на Новый Год, и на старый кушается неплохо. Особенно работниками спецслужб.
РГ: Поделитесь рецептом.
Морозов: Пожалуйста. Куриное филе отбивается, фаршируется яблоком с брусникой (бруснично-яблочным пюре) с добавлением мускатного орешка, специй и всего остального. Фаршируется, вылепливается по форме еловой шишки. Панируется в муке, яйце и сухарях. Жарится во фритюре. Подается с брусничным соусом. Тут же фрукты: чернослив, курага и печеные красные яблоки. От этого блюда еще никто не отказывался…
РГ: Под такую шишку и выпить не грех. Ваш любимый тост?
Морозов: За благополучие нашей страны. За Россию, конечно. Потому что с этого все начинается.
Николай Васильевич Морозов родился 15 февраля 1939 года в деревне Гаврилково, Московская область. После семилетки начал свою трудовую жизнь. В Москве окончил кулинарную школу, затем техникум. С начала 60-х годов — кремлевский повар, сотрудник 9-го управления КГБ.
Этапы роста: повар шестого — высшего — разряда, мастер-повар. С 1969 года шеф-повар особой кухни в Кремле. Готовил для Н.С. Хрущева, Л.И. Брежнева, Ю.В. Андропова, К.У. Черненко, М.С. Горбачева и других руководителей Советского Союза. Работал в Кремле до 1 августа 1991 года.
Далее отправился на более «вольные хлеба» — трудился шеф-поваром в банке «Российский кредит», затем десять лет — в Госдуме России. Нынешнее пристанище — ресторан «Щит и меч» на Лубянке. Шеф-повар на государственных елках в Кремле (по особому приглашению).
Женат. Супруга, Елена Николаевна — инженер-проектировщик. Работала в проектном институте «Зарубежстрой». Двое сыновей — бизнесмены.
Н.В. Морозов имеет правительственные награды и многочисленные благодарности от руководителей Советского Союза и Российской Федерации.
Любимые занятия — грибная охота, русская баня, застолье с друзьями.
-
Сергей
- 2
Только зарегистрированные и авторизованные пользователи могут оставлять комментарии.
0
Профессионал!!! Кстати шишку эту с яблоками и брусникой два раза делала — просто ум отъесть можно! Хотя трудоемкое блюдо, но оно того стоит!!!
- ↓
0
в каждом деле оказывается есть элемент искусства и творчества
- ↓
0
Достойный человек.
- ↓
0
Увлекательнейшая история и поучительная кремлёвского повара Морозова! А то что элита может себе позволить… Так было всегда, наверняка или почти что так… Не нам судить. Сейчас это только исторический факт, плавно перешедший в легенду.
- ↓
+4
Вот собственно говоря и правдивое описание с чего, с кого началось падение СССР вот так с мелочи, с желудка, с страсти к охоте, пустой охоте без необходимости в еде. И с этих «капель» жира образовалась сильнейшая волна смывшая все те дальние победы и обнажившая нынешнюю реальность — разрушение народа превращённого в быдло электорат. 30 серебренников, кабан.
- ↓
+8
Всё это конечно интересно, но вот что хочется отметить, так это скромный образ жизни Сталина, да и сравнительно скромный — послесталинской партийной элиты, по сравнению с нынешней властью, потерявшей совесть, приличие и всякие «берега»
- ↓
+4
Какая интересная биография!
- ↓
