Героический авианалет, легший в основу киноленты «Живые и мертвые»

История одного героического авианалета в первые дни Великой Отечественной войны. Случай этот лег в основу советского кинофильма «Живые и мертвые».

Далее текст автора:

...«Живые и мертвые» Симонова для своего времени была очень откровенной книгой. Но вот этот эпизод со сбитыми ТБ-3, это и сейчас берет за душу. Но оставим в покое эмоции, поговорим о фактах. И кино видел не раз, и книгу читал, но вот участниками того воздушного боя — не интересовался. Все началось с Андрея Ивановича Квасова, того самого «летчика», на деле штурмана, который говорил с Симоновым 30 июня 1941 г.

Кадр из фильма «Живые и мертвые»

"… Пока расторопный Люсин, разрезав перочинным ножом сапоги и комбинезон, перевязывал раненого индивидуальным пакетом, коренастый летчик, сняв шлем, вытирал пот, градом катившийся по лицу, и поводил занемевшими от ноши плечами.

— Видели? — угрюмо спросил он наконец, вытерев пот, снова надев шлем и так глубоко надвинув его, словно и сам не хотел ни на кого смотреть и не хотел, чтобы кто-нибудь видел его глаза.

— Прямо над нами… — сказал Синцов.

— Видели, как сталинских соколов, как слепых котят… — начал летчик. Голос его горько дрогнул, но он пересилил себя и, ничего не добавив, еще глубже надвинул шлем.

Синцов молчал. Он не знал, что ответить.

— Одним словом, переправу разбомбили, мост вместе с танками под воду пустили, задание выполнили, — сказал летчик. — Хоть бы один истребитель на всех дали в прикрытие!

— Ваших двух товарищей нашли, но они мертвые, — сказал Синцов.

— Мы тоже уже не живые, — сказал летчик..."

Константин Симонов «Живые и мертвые». Кадр из фильма.

Все началось с Андрея Ивановича Квасова. Того самого «летчика», на деле штурмана, который говорил с Симоновым 30 июня 1941 г.

Здесь ошибка. Авианалет на переправы был 30.06.1941

«Вот что написал мне Квасов в своем письме после того, как увидел фильм „Живые и мертвые“, напомнивший ему через много лет о событиях 30 июня 1941 года под Бобруйском: „Наш 212-й отдельный дальний бомбардировочный авиационный полк, которым командовал тогда полковник, а ныне главный маршал авиации товарищ Голованов А. Е., получил боевой приказ: разрушить наведенные фашистами переправы через реку Березину, по которым они должны были переправлять свои наступающие танковые части с западного на восточный берег.

30 июня 1941 года в 17 часов 04 минуты мы на высоте 800 метров звеньями без прикрытия наших истребителей появились над переправами у г. Бобруйска и обрушили бомбовый груз на скопление фашистских танков у переправ.

Небо было ясное. Я успел посмотреть на результаты своего бомбардирования. Отчетливо были видны сильные взрывы на самой переправе и в местах скопления вражеской техники. Наш самолет, пилотируемый лейтенантом Ищенко Николаем, был ведомым в звене командира эскадрильи лейтенанта Вдовина Виктора.

Вдруг от взрывной волны наш самолет сильно бросило влево, в моей штурманской кабине повыскакивали все стекла, стрелок-радист, младший сержант Кузьмин, крикнул по самолетному переговорному устройству: “Самолет командира эскадрильи взорвался от прямого попадания зенитного снаряда».

«Когда наше звено, ведомое Иваном Белокобыльским, находилось почти у цели, мы увидели страшную картину. Впереди нас, над самой целью, произошел колоссальной силы взрыв, на мгновение ослепивший нас.

Там в это время находилось звено комэска-4 старшего лейтенанта Виктора Вдовина. Когда мы вновь стали различать окружающее, то увидели на месте ведущего самолета огненный шар, все увеличивавшийся в размерах. Два других ведомых самолета были отброшены взрывной волной и беспорядочно падали далеко друг от друга. Самолет Вдовина вместе с клубами огня как бы растворился в воздухе.

Кадр из фильма „Живые и мертвые“.

Штурман из экипажа Ищенко капитан Андрей Квасов рассказал, что за секунды до бомбометания снаряд угодил в открытые бомболюки самолета Вдовина.

Едва мы успели сбросить бомбы, как зенитная артиллерия поразила самолет Ивана Белокобыльского.

Машина задымила, загорелась и с правым разворотом пошла вниз, в это время откуда-то сверху ее атаковала пара „мессершмиттов“. Бомбардировщик на миг словно остановился, повис на горящих крыльях, а затем, задрожав, сорвался в штопор. Как ни старались мы отыскать в затянутом дымами воздушном пространстве купола парашютов наших товарищей, так и не увидели их. Сердце сжалось от боли…

Кадр из фильма „Живые и мертвые“.

Экипаж Ивана Белокобыльского погиб смертью храбрых. В этот день не вернулись самолеты комэска-1 майора Починка, старшего лейтенанта Яницкого, лейтенантов Ищенко, Чумаченко, Антонова, Клебанова, Осипова, Ковальчука. Не вернулся и второй самолет нашего звена под командованием лейтенанта Ковшикова, его сбили истребители противника, неожиданно атаковавшие нас на пути к аэродрому.

Только мы на израненной осколками зенитных снарядов и огнем пулеметов вражеских истребителей машине едва дотянули до аэродрома. Одиннадцать самолетов в день — большая потеря для одного полка.»

Итак одиннадцать бомбардировщиков. Симонов и военнослужащие, находившиеся рядом с ним, видели гибель шести самолетов. Вновь вернемся к письму Квасова.

«Наш самолет был подожжен фашистским истребителем Ме-109. Стрелок-радист был убит в воздухе. Левая и правая плоскости были в пламени. Меня сильно придавило к сиденью. С большим трудом я повернул голову вправо и назад. Самолет пикировал и был не управляем. В кабине командира экипажа не было. Как потом оказалось, его выбросило. Все это происходило в какие-то доли секунды. Я потянул на себя ручку нижнего люка и провалился вниз, под самолет. Неподалеку от земли я повис на парашюте.

Мимо меня проносились трассы фашистских истребителей. Правая пола кожаного пальто у меня была пробита в трех местах — они расстреливали в воздухе тех, кто чудом остался жив. Я упал с парашютом на болото около мелиоративной канавы. Невдалеке от меня закричал мой командир Ищенко. Он лежал, был ранен.

Место, где мы приземлились, простреливалось автоматными выстрелами. Я взял Ищенко на спину, и мы поползла с ним по мелиоративной канаве. Долго ползти мы не могли у меня в левом боку было поломано ребро и шла изо рта кровь. Невдалеке от сарая, в который мы ползли, нас заметили два мальчика. Они принесли свернутый купол моего парашюта и помогли мне завернуть раненую ногу Ищенко. Ему было очень мучительно, так как в рану попали волосы от унтов.

После этого Андрей Иванович Квасов рассказал в своем письме о том, как мы с Котовым погрузили его и Ищенко в свою машину, повезли в Могилев и как по дороге туда собрали этих четырех или пятерых летчиков с других сбитых самолетов.»

Но кто были эти летчики? Что за экипаж? Сопоставив воспоминания Симонова и Наградной лист с сайта «Подвиг народа», позволю предположить, что со сбитого ТБ_3 спасся экипаж капитана Георгия Прыгунова.

«Наконец мы добрались до места падения самолета, но подъехать к этому месту вплотную было невозможно.

Самолет упал посреди деревни с полной боевой нагрузкой и с полными баками горючего. Деревня горела, а бомбы и патроны продолжали рваться. Когда мы подошли поближе, то нам даже пришлось лечь, потому что при одном из взрывов над головой просвистели осколки.

Несколько растерянных милиционеров бродили кругом по высоким хлебам в поисках спустившихся на парашютах летчиков. Я вышел из машины и тоже пошел искать летчиков. Вскоре мы встретили одного из них. Он сбросил с себя обгоревший комбинезон и шел только в бриджах и фуфайке. Он показался мне довольно спокойным. Встретив нас, он, морщась, выковырял через дыру в фуфайке пулю, засевшую в мякоти ниже плеча.

Он остался там, у деревни, а милиционеры, водитель и я, разойдясь цепочкой, пошли дальше по полю. Рожь стояла почти в человеческий рост. Долго шли, пока наконец я не увидел двух человек, двигавшихся мне навстречу. Мы все шли на розыск с оружием в руках, потому что сбросились не только наши летчики, но и немец. Но, когда я увидел двоих вместе, я понял, что это наши, и начал им махать рукой. Они сначала стояли, а потом пошли мне навстречу с пистолетами в руках.

Еще не предвидя того, что произойдет потом, но понимая, что эти двое не могут быть немцами, я спрятал наган в кобуру. Летчики подходили ко мне все ближе и, когда подошли шагов на пять-шесть, направили на меня пистолеты.- Кто? Ты кто? Я сказал:

— Свои!

— Свои или не свои! — крикнул один из летчиков. — Я не знаю, свои или не свои! Я ничего не знаю!

Я повторил, что тут все свои, и добавил:

— Видишь, у меня даже наган в кобуре.

Это его убедило, и он, все еще продолжая держать перед моим носом пистолет, сказал уже спокойнее:

— Где мы? На нашей территории?

Я сказал, что на нашей. Подошли милиционеры, и летчики окончательно успокоились. Один из них был ранен, другой сильно обожжен. Мы вернулись вместе с ними к третьему, оставшемуся у деревни. Туда же за это время пришел и четвертый. Пятого отнесло куда-то в лес, и его продолжали искать. Куда отнесло на парашюте немца, никто толком не видел.

Летчики матерно ругались, что их послали на бомбежку без сопровождения, рассказывали о том, как их подожгли, и радовались, что все-таки сбили хоть одного „мессершмитта“. Но меня, видевшего только что всю картину гибели восьми бомбардировщиков, этот один сбитый „мессер“ не мог утешить. Слишком дорогая цена».

Судя по сведениям из сети, одного «худого» или МЕ-109, наш стрелок действительно «завалил».

«Немецкие пилоты заявили 5 сбитых ТБ-3 в течении четырех минут (в 17.25 по 17.28, по Берлинскому времени):Uffz. Karl Willius TB-3 в 17.25.

Oblt. Gottfried Schlitzer TB-3 в 17.26.

Uffz. Karl Willius TB-3 в 17.27.

Oblt. Fritz Stendel TB-3 в 17.27.

Uffz. Gerhard Wille TB-3 в 17.28.

Причем Uffz.Karl Willius заявил два сбитых ТБ-3!

И на самом деле советские потери подтверждают немецкие заявки на победы, в воздушном бою были сбиты 4 ТБ-3 М34р — №22536, 22538, 22586 и 22628.

Немцы подтверждают потерю 30 июня самолета из 8/JG51, Bf 109F-1 №5739 уничтожен 100% от огня противника,»

Один из уцелевших.

Вообще информации в сети на эту тему хватает. Самой разнообразной. Но для меня осталось много неясного. К примеру — сколько точно погибло летчиков, штурманов и бортстрелках? Почему по ОБД погибшие числятся в разных частях? Это и 4-й шап и 212 -й бомбардировочный полк.

И наконец, я не нашел в сети снимка братской могилы в поселке имени Ленина, где покоятся погибшие «бомберы». А ведь стоило бы сделать хороший фоторепортаж в сети — описать место последнего упокоения. 18 фамилий, дата смерти которых — 30 июня 1941 года. И ни слова о их принадлежности к ВВС.

И вот что еще. Помните, среди фамилий погибших упоминается и некий Клебанов?

Оказывается, он не погиб в тот день.

Вот информация с сайта

«В Бобруйский районный историко-краеведческий музей, расположенный в д. Сычково, обратился архивный исследователь из Москвы Г. Р. Рамазашвили с просьбой сообщить сведения об обстоятельствах гибели нескольких экипажей 212-го отдельного дальнебомбардировочного полка, сбитых 30-го июня 1941 года в районе Бобруйска и захороненных в братской могиле на территории пос. Ленина.

Эти сведения ему необходимы для написания книги о подвиге летчиков, а также об авиационной карьере своего двоюродного деда Самуила Яковлевича Клебанова, принимавшего участие в боях 30 июня 1941 года».

Знаете, а ведь о Клебанове есть упоминание в Википедии. И знаете, чем он это заслужил?

Сообщается, что он ни много ни мало – прототип Сани Григорьева из «Двух капитанов» Каверина. Вот какие люди в тот день 30 июня 41-го года, участвовали в том, поистине смертельном, авианалете.