Как паспортный режим СССР изменил жизнь граждан

Когда в 1929 году пролетарский поэт Владимир Маяковский написал знаменитое стихотворение о советском паспорте, на самом деле никаких паспортов у граждан СССР не было. Они появились позднее и далеко не у всех…

“Краснокожая паспортина”, как назвал поэт сей документ, была лишь у выезжающих за рубеж дипломатов. В качестве же внутреннего удостоверения личности в те времена использовали любые справки, вплоть до выданных домоуправлениями.
Первые паспорта простые смертные стали получать в 1933 году, да и то лишь в Москве, Ленинграде, Харькове, Киеве и еще некоторых крупных административных и промышленных центрах страны.
Как гласило постановление правительства, Совета народных комиссаров (Совнаркома) СССР, паспортизацию затеяли ради “очистки этих населенных мест от укрывающихся кулацких, уголовных и иных антиобщественных элементов”. Опыт оценили положительно, и в последующие предвоенные годы паспорта получили жители малых и больших городов Страны Советов. А вот обитатели сел и деревень необъятной родины вплоть до середины 1970-х жили без главного документа гражданина.

То, что более 60 млн взрослых человек даже спустя полвека после образования Союза не могли достать “из широких штанин” предмет гордости Маяковского, было фактическим признанием того, что при развитом социализме огромная масса людей жила в условиях крепостного права. Отсутствие паспорта означало, что человек не может самовольно переехать в город, без одобрения колхозного начальства не имеет права получить высшее образование, сменить род деятельности и уж тем более место жительства.
Смекалистые крестьяне находили всевозможные лазейки, чтобы обзавестись паспортом как маленькой путевкой в большую жизнь. “А куда им было деваться? — спрашивает у Корреспондента Сергей Хрущев, сын Никиты Хрущева, первого секретаря ЦК КПСС в 1953-1964 годах, который внес демократические изменения в паспортную систему. — Крестьяне массово шли в город, потому что там можно было выжить”.
Впрочем, и в городах обладатели “молоткастого и серпастого” пользовались весьма ограниченной свободой. Паспорт с его обязательной пропиской и прочими атрибутами социализма связал население по рукам и ногам.
Крепостные XX века
В тот год, когда Маяковский излился в стихах о советском паспорте, в СССР была объявлена тотальная коллективизация. Процесс потребовал загнать миллионы граждан в колхозы и удерживать их там любыми административными методами. Чтобы отделить зерна от плевел, то есть горожан от селян, в декабре 1932-го вышло распоряжение Совнаркома о выдаче первых паспортов, что значительно упрощало селекцию населения.
Одной из целей правительства было желание разгрузить города и рабочие поселки “от лиц, не связанных с производством и работой в учреждениях и школах и не занятых общественно полезным трудом”. В результате за первые четыре месяца 1933 года из Москвы и Ленинграда выселили более 700 тыс. человек.

Дальше дело поставили на конвейер, и уже к 1937 году Наркомат внутренних дел (НКВД) отчитался перед Совнаркомом о проделанной работе. В документе, составленном в самом страшном советском ведомстве, говорилось, что в пределах 100-километровой зоны вокруг Москвы, Ленинграда и 50-километровой зоны вокруг Киева и Харькова паспорта выданы всем, кто имеет на них право.
“В остальных сельских непаспортизованных местностях паспорта выдаются лишь населению, уходящему на отходничество [временная работа крестьян на стороне, термин пришел еще из феодальной России], на учебу, на лечение и по другим причинам”, — гласил текст отчета.
Это правило пережило НКВД, после войны трансформированное в МВД. Еще долгие 40 лет, до средины 1970-х, крестьянин, желающий поехать куда-нибудь дальше райцентра, обязан был получить разрешение в сельсовете, у председателя колхоза, районного начальства. Срок действия этой драгоценной “увольнительной” составлял не более 30 дней.
“С тех пор аббревиатуру ВКП (б) [Всесоюзная коммунистическая партия большевиков] в народе стали расшифровывать “второе крепостное право большевиков”, — иронизирует Юрий Пивоваров, директор российского Института научной информации по общественным наукам.
Параллель уместна. Сергей Хрущев напоминает, что в царской России селян всеми силами пытались удержать на пашне даже после отмены крепостного права в 1861 году. “Крестьянам паспортов не давали как людям, которые должны оставаться под контролем, потому что если им разрешить передвигаться, они подорвут хозяйство”, — поясняет Хрущев логику царского режима, перенятую большевиками и советским лидером Иосифом Сталиным.
Советский паспорт тех времен был документом особым. Его обладатель хоть и получал некоторые гражданские права, однако лишался приватности. В паспорте указывались не только фамилия, имя, отчество, но и национальность, прописка, семейное положение, дети, наличие загранпаспорта и даже социальный статус — рабочий, служащий, учащийся, пенсионер, иждивенец.

В 1939 году в Большой советской энциклопедии появилось следующее объяснение подобной “открытости”: “Советское законодательство, в отличие от буржуазного, никогда не вуалировало классовую сущность своей паспортной системы, пользуясь последней в соответствии с условиями классовой борьбы и с задачами диктатуры рабочего класса на разных этапах строительства социализма”.
С 1940 года самовольный уход с государственных, кооперативных и общественных предприятий, переход с одного предприятия или учреждения в другое были строго запрещены. Тогда же в советский паспорт внесли еще одну строчку — место работы. Даже после смерти Сталина в 1953 году, в период так называемой хрущевской оттепели, паспортная система еще несколько лет оставалась такой же строгой и бескомпромиссной. Одна из причин — бедность опустошала села. Перебраться в город, где есть работа и скромное жалованье, стало несбыточной мечтой обнищавшего крестьянства.
“Если бы дать паспорта в 1953 году, то страна начала бы голодать. Все бы убежали [из сел]”, — поясняет Хрущев-младший.
Сельский час
С ростом промышленного производства и, как следствие, с возникновением острого дефицита рабочих рук на крупных предприятиях в жизни паспортизированных и беспаспортных граждан наметились перемены.
В 1956-м Никита Хрущев отменил уголовную ответственность за самовольный уход с работы. А на следующий год смягчил условия выезда колхозников за пределы села. По замыслу советского лидера, все желающие, вне зависимости от происхождения, могли получить паспорт и поехать поднимать целину, возрождать промышленность, покорять тайгу.
Огни больших, да и малых городов со страшной силой манили советскую молодежь. Там, в отличие от деревень, бурлила жизнь: можно было строить карьеру, получить хорошее образование и относительную свободу передвижения.

Чтобы исход слегка освобожденных селян не стал массовым, Николай Дудоров, в то время занимавший пост министра внутренних дел, издал приказ: “Не допускать направления граждан из сельской непаспортированной местности за пределы области, края, республики на сезонные работы по справкам сельских советов или колхозов, обеспечивая выдачу этой категории граждан краткосрочных паспортов на срок действия заключенных ими договоров”.
Но удержать человеческую массу было уже невозможно. С 1960-го по 1964-й, за четыре последних года хрущевского правления, из деревень в города ушли 7 млн человек.
Киевлянка Надежда Кочан — одна из них. Ее путь из черниговского села с примечательным названием Путь Ильича в столицу Украины был весьма тернист. С 15-летнего возраста она работала на птицеферме, но мечтала о карьере врача. Для этого нужно было перебраться в город и получить паспорт. В 17 лет бойкая девушка вместе с подругой поехала в Нежин, чтобы там завербоваться на комсомольскую стройку. “Мне было все равно, куда нас отправят. Лишь бы дали паспорт”, — рассказывает она Корреспонденту.
Кочан предложили трудовую путевку на Сахалин. Комсомолка в порыве счастья воскликнула: “Да!”. Но рассудительная мама сказала: “Нет”. В итоге всеми правдами, а больше неправдами юную колхозницу приняли на Киевский завод железобетонных конструкций, где работал ее брат, который помог с трудоустройством. Еще долгих пять лет Кочан боролась за право получить паспорт. История закончилась лирично — замужеством за киевлянином.
Валентина Бондаренко из провинциального городка Орджоникидзе, что на Днепропетровщине, чья молодость пришлась на 1960-е, рассказывает, как в ее родном селе Великая Лепетиха, что в Херсонской области, ребята старались закрепиться “на большой земле” и получить документ полноправного гражданина, устраиваясь после армии на больших стройках социализма, записываясь в ряды советской милиции.
Девушки искали счастье если не в удачном замужестве, то в удачном трудоустройстве у высокопоставленных чиновников нянькой, поваром, домохозяйкой — кем угодно, лишь бы с правом получения паспорта.
Паспортизация всей страны
Селяне мечтали о паспорте как о символе свободы, хотя горожане — счастливые обладатели документа с гербом на обложке — имели ее далеко не в полном объеме.
Передвижение по стране хоть и не регламентировалось, но выбор постоянного места жительства был ограничен пропиской. Жизнь без прописки влекла за собой штраф, а при рецидиве — исправительно-трудовые работы сроком до одного года. Участковые милиционеры и даже дворники имели право контролировать население на предмет прописки.

По обвинениям в нарушении паспортного режима легко фабриковали уголовные дела против инакомыслящих. Например, 22 июля 1968 года советский правозащитник Анатолий Марченко написал открытое письмо, адресованное советским и иностранным массмедиа, об угрозе вторжения СССР в Чехословакию. Спустя месяц, 21 августа, как раз в день вступления советских танков в Прагу, Марченко был осужден на год лишения свободы, но не за свой чехословацкий демарш, а якобы за нарушение паспортного режима.
Паспортная система дала государству возможности для тотального контроля над населением. И эта ее функция вступила в противоречие с царско-сталинскими идеями крепостного права для села.
В 1973 году министр внутренних дел Николай Щелоков понял, что треть населения страны — 62,6 млн человек в возрасте старше 16 лет — как беспаспортные жители села слабо контролируемы и почти не учтены. Чтобы исправить ситуацию, он направил в Политбюро ЦК КПСС предложения по изменению системы.
“Предполагается, что паспортизация сельских жителей улучшит организацию учета населения и будет способствовать более успешному выявлению антиобщественных элементов”, — написал министр в докладной записке. Его поддержали все руководители КГБ и прокуратуры. И годом позже начался последний этап ликвидации пережитков крепостного права.
Совмин СССР постановил, что с января 1976 года в стране должна начаться поголовная паспортизация. Впервые в истории государства рабочих и крестьян последних уравняли в гражданских правах с первыми. Еще одна новация — паспорта перестали выдавать на определенный срок, они стали постоянными.

Лишь к 1982 году, то есть за девять лет до развала Союза, все его жители, достигшие 16 лет, стали обладателями документа, воспетого Маяковским в далекие 1920-е. В стране наконец-то наступили свобода и равенство, но только по советским стандартам.
“Это сейчас мы говорим, что важно иметь паспорт, — рассуждает Хрущев-сын. — Я вот в России живу с паспортом, а в Америке — без паспорта”. Он говорит, что в США хотели ввести паспорта, да население воспротивилось этому, посчитав подобный шаг ограничением свободы.
“В одном обществе паспорт — это атрибут полноценного гражданина, а в другом — наоборот”, — резюмирует потомок советского руководителя.